Левиафан

МакКаммон Роберт Рик

«Золотая комета» плыла сквозь туман, мокрый снег и волны.

Может, все-таки стоит снова побриться? Разве он уже не принял решение по этому поводу?

Мэтью посмотрел вверх, насколько позволяла темнота, и увидел чаек, кружащих вокруг мачты. И тут он заметил проблеск солнца… затем еще один… и еще. А затем под радостные возгласы пассажиров низкое серое небо словно разорвалось на части, и солнце осветило панораму Нью-Йорка.

Даже при первом взгляде Мэтью понял, что это не тот город, который он покинул. На севере, вдоль Куин-Стрит, неподалеку от дома Григсби и его собственного крошечного домика, стояли шесть новых домов, а еще четыре были на стадии

каркаса. Рабочие находились на строительных лесах и забивали гвозди. На севере, вдоль Бродвея, возвышались три новых здания, а еще три строились, но, судя по всему, они предназначались для коммерческих целей, и одно из новых зданий — поразительно! — было четырехэтажным. На Золотом холме строились два особняка. В гавани впереди виднелось настоящее скопление больших и маленьких судов. Дым из труб домов и промышленных печей окрашивал воздух. Мэтью видел лошадей, тянущих телеги и повозки вдоль Куин-Стрит вниз, туда, где строения — и дым от них — сгущались. Он видел, как две повозки врезались друг в друга и сцепились, одна ехала на юг, а другая на север.

Мэтью улыбнулся.

Снова дом. Пусть город и изменился. Как же сильно время все меняет! Он восхищался этим. Оказалось, что, пока его не было, Нью-Йорк вытянулся на север, а южная и центральная часть расширились — он не мог до конца объяснить, как.

Он рассудил, что лет через пять придется подыскивать место в деревне, чтобы наслаждаться тишиной и покоем вдали от городской суеты. Как в Бруклине.

Мэтью заметил, что за время его отсутствия Нью-Йорк построил своего собственного Левиафана в Большом доке. Пока это был всего лишь деревянный каркас с лестницами, но высотой он был не меньше семидесяти футов. Мэтью разглядел двух мужчин, стоявших на его вершине. Ранний солнечный свет отражался от подзорной трубы на треноге. Один из мужчин держал в руках пару красных сигнальных флагов и размахивал ими, рисуя какой-то узор. В следующий момент Мэтью понял, что впереди них был корабль, который лоцманы буксировали к причалу, и эта сигнальная система — совершенно новая, — сообщала «Золотой комете», что судно должно подождать, пока лоцманы освободятся.

Нью-Йорк не только быстро рос, но и морские перевозки стали настолько интенсивными, что приходилось ждать своей очереди на обслуживание в порту.

Поразительно.

Наконец, «Комету» отбуксировали без происшествий и закрепили тросы. Капитан Карр обратился к пассажирам, чтобы поблагодарить их от имени компании.

Мэтью первым спустился по трапу с большой кожаной сумкой, которую он купил в Лондоне, и картиной Фэлла «Летучие рыбы», привязанной к плечу. Не успел он сойти на берег и привыкнуть к твердой земле, как услышал оклик:

— Мэтью Корбетт!

Посреди хаоса из скрипачей, танцоров, лоточников с едой и торговцев безделушками, к «Комете» подъехала повозка.

— Мэтью! — снова раздался голос. — Боже правый, где ты был?

Там, в куртке из оленьей кожи, с широкой улыбкой на лице, стоял коренастый Джон Файв, чьи вьющиеся светлые волосы были прикрыты шапкой из енотовой шкуры. Когда-то Джон был одним из товарищей Мэтью по сиротскому приюту, который у доброго директора Стонтона отобрал мерзкий Эбен Оусли. Кроме того, Джон, сам того не подозревая, оказал ему существенную помощь в решении проблемы с Королевой Бедлама.

Джон так сильно хлопнул Мэтью по спине, что решатель проблем чуть не свалился в воду, пролетев мимо тележки, торгующей жареными куриными желудками.

— Боже милостивый! Как дела? — воскликнул Джон, его манеры явно стали более

развязными со времени их последней встречи. — Как ты?

— Хорошо, — улыбнулся Мэтью, когда восстановил дыхание. — Теперь лучше. Я имею в виду... теперь, когда я вернулся.

— Откуда? Я давно тебя не видел!

— Я работал в Италии. А у тебя как дела?

— О, у меня все отлично! То есть... — По его взгляду пробежала тень. — Мастер Росс скончался летом. Доктор сказал, сердце не выдержало. Но мастер Росс, должно быть, чувствовал, что его время подходит к концу, потому что он написал несколько бумаг, передавая мне кузницу. У нас теперь совершенно новое кузнечное оборудование прямо из Лондона, только что прибывшее на вашем корабле!

О, так вот почему «Комета» летела со скоростью комка грязи! — с иронией подумал Мэтью, но вслух этого не произнес.

Лицо Джона внезапно снова просияло.

— У меня будет ребенок! — воскликнул он.

— Что? — изумился Мэтью.

— Я имею в виду… у нас с Констанс. В основном, у Констанс, если можно так выразиться. Я тут, скажем, просто помогал. Господи, да что сегодня с моим языком? Я несу какую-то чушь!

Мэтью не удержался от смеха.

Констанс была женой Джона и приходилась дочерью приходскому священнику Церкви Троицы Уильяму Уэйду. Впрочем, преподобный Уэйд переехал на юг, поэтому после него этот пост занял отец Бертрам Фенкларен — невысокий мужчина в очках с мягким голосом.

— В апреле, — сказал Джон. — Мы с нетерпением ждем малыша!

— О, не сомневаюсь, — улыбнулся Мэтью. — Послушай… я очень рад тебя видеть, но мне нужно идти. Можем увидеться как-нибудь вечером у Салли Алмонд. Я угощаю. И с радостью увижу Констанс.

— Разумеется, Мэтью! — громко воскликнул Джон. — Мы вырежем это на нашем дереве!

Мэтью пробрался сквозь толпу, пока суда разгружались, а множество повозок и телег с ящиками, сундуками и коробками превращали доки в хаос из криков, толчков и лошадиного навоза. Трудно было представить, во что превратится эта гавань через пять лет. Ура прогрессу, но даже Бруклин вскоре может оказаться слишком тесным. Лучше обратить внимание на Бронкс.

Мэтью поспешил на Куин-Стрит к дому Григсби. Его дыхание в холодном утреннем воздухе распускалось перед ним, как бледные цветы. Он не стал задерживаться у себя дома, чтобы разгрузить сумку, а направился прямо к двери и постучал.

Мармадьюк Григсби открыл дверь. Он все еще был в ночной сорочке в красную полоску. За стеклами очков на круглом, как луна, лице большие голубые глаза едва не вылезли из орбит, густые белые брови задергались и запрыгали, а маленький пучок седых волос, оставшийся на голове, торчал, как восклицательный знак.

Полный и неуклюжий мужчина был потрясен до такой степени, что замолчал, хотя Мэтью искренне верил, что это невозможно.

— Я вернулся, хвала Господу, — сказал Мэтью. — Берри дома?

— Я… эм… Мэтью…

— Я не призрак, Марми! — Он заглянул через плечо мужчины в комнату, ожидая, что Берри выбежит навстречу. — Где она?

— Эм… ну… я просто…

— Ее нет дома?

Мармадьюк, наконец, произнес связную фразу.

— Она ушла к Эштону. Она…

О, Боже! — в панике подумал Мэтью. Худшие опасения сбылись! Он слишком долго отсутствовал, и этот коварный МакКеггерс увел Берри! Что ж, нужно было действовать! Он швырнул сумку в комнату мимо Марми, развернулся на каблуках и помчался в сторону трехэтажной ратуши из желтого камня на Уолл-Стрит.