Лейтенант. Назад в СССР. Книга 8. Часть 1

Гаусс Максим

Само собой, далеко не все новоиспечённые курсанты находились здесь по собственному желанию, кого-то сюда запихнули родители или родственники — хромала дисциплина. Кто-то считал, что попал сюда по ошибке, а кто-то просто так.

Оставшиеся двое из списка были теми самыми мажорами, которые поступили на особых условиях. По договоренности. Один из них мой патлатый знакомый — товарищ Алипатов. Второй — какой-то рыжий крепыш, с выражением лица, будто ему везде лезет в нос мерзкий запах. Фамилия у него тоже забавная, Гусинский. Само собой, попали эти товарищи сюда вовсе не за особые заслуги, а за влияние их родителей. Важные шишки. Это старо как мир, без подобного никуда — было всегда и во всех заведениях,

но никогда особо не афишировалось. Правда, даже в таких случаях были разные обстоятельства.

Вообще, даже одного дня мне хватило чтобы понять — учёба в высшем военном заведении — это полная халява. Ну, серьезно! После Афгана, после «скачек», после специальных операций, ураганной стрельбы и взрывов… Детский сад, ей богу!

Фамилия нашего командира роты была громкой и даже на слуху — капитан Жуков. Родственник маршала Жукова или нет — неизвестно, но слухи ходили разные. Насколько я понял, в училище у него была хорошая репутация, да и как командир он вроде бы был ничего… Но пока было рано что-то говорить, ведь об офицере, как и о человеке судят за его поступки, а здесь, в стенах училища то, за что стоило бы отличиться, происходило крайне редко. Если, конечно, не считать успехи в учебной и научной работе — но это норма и обыденность.

Сразу после построения меня вызвали к командиру роты — вдруг предложили нештатную должность старшины роты. Прапорщик я в сформированном подразделении только один, других не было. Быстро взвесив все нюансы, я отказался — нахрена мне эта ненужная детская ответственность? Сюсюкаться с молодыми и бестолковыми курками, выслушивать от командования роты, почему один хреново побрился, другой с товарищем подрался, третий у Чипка потерялся… Где головной убор дел и почему штаны порвал, офицеру воинское приветствие не выполнил, поделиться с товарищами посылкой забыл? Нет уж, это не для меня! Я тут не для этого, моя цель проста — поскорее получить лейтенанта. И генерал-майор Бехтерев заранее намекнул, что у меня будут особые условия, пусть и не сразу.

Ротный, конечно, удивился моему довольно резкому ответу, но взглянув в личное дело, сдержанно кивнул. Наверное, он в е понял. Но на лице все равно появилось что-то неописуемое.

— Громов, ты вот что… — нахмурившись, ответил Жуков. — Будешь командиром третьего отделения! У меня есть отдельное указание насчет тебя!

— Раз так, товарищ капитан, куда деваться? — тяжко вздохнул я.

— Не понял?! — тот аж привстал. — Как отвечать принято?

Конечно же я отвык от такого общения — в боевой обстановке Афганистана в званиях до капитана можно было спокойно опустить устав — большинство на это не обращали внимания. На такие мелочи просто не тратили время, особенно если и офицер молодой и неопытный. Не всегда и не везде, но все же. А здесь, в мирной обстановке устав был превыше всего. Это считалось абсолютной нормой, даже демонстрировалось открыто.

— Есть быть командиром третьего отделения! — отозвался я, но сделал это неохотно.

Нет, я вовсе не считал себя эдаким героем, который понты гнет от собственного величия и гордости… Мол я старый воин, а тут зелёные сопляки. Вовсе нет. У меня подобное всегда отсутствовало. Но я также должен был показать командиру, чтобы тот запомнил и впоследствии сразу выделял меня среди общей массы личного состава. Хотя бы потому, что боевой я тут только один. На фоне таких личностей как Алипатов, я даже стоять не собирался!

— Ладно, пока свободен! — ответил командир, выдержав небольшую паузу. Он все понял правильно, только показывать этого естественно не стал.

Ближе к вечеру первого дня нарисовались ещё два взводника — оба молодых лейтенанта, которые только год, как сами оперились, получив первые офицерские звания. Однако

вели они себя так, будто служат уже четверть своей насыщенной жизни. Впрочем, если подумать… Офицеры в то время по большей части учились четыре года, пятый уже находились на службе, а первое звание получали в двадцать — двадцать один год… Не четверть жизни, конечно, но там разница не шибко велика.

Следующие два дня прошли в вялотекущем формате — большая часть роты оказалась на редкость медлительной. Медленно строилась, медленно выполняла поручения. Как подъем или отбой, так начинались танцы с бубном. Сыпались наказания и санкции… Ну и не секрет, что всегда, практически в любом подразделении обязательно найдется два-три тормоза… В нашем же их было немного больше. Пять. По канонам жанра, одним из таких достопримечательностей мог стать курсант Пипкин, но все оказалось совсем наоборот. Несмотря на свои чудачества, тот все делал вовремя. И по спорту показал себя неплохо.

Сначала я задавался вопросом, мол, а почему это старший лейтенант Чертков, как замполит, представлялся подразделению только сейчас? Оказалось, что во время КМБ он был в отпуске и его замещал другой офицер… В принципе, это вполне объяснимо! Должны же военные когда-то отдыхать? Хотя, учитывая, какая тут у курсовых офицеров служба, по сравнению с Афганом, можно только улыбаться… С пары на пару, с пары на плац.

Другие взводные тоже подключились не во время КМБ, а уже после. Все из-за того, что в пункте приема молодого пополнения был свой офицерский состав. Мне это показалось странным, но особого значения я придавать этому не стал — мало ли, какие они тут эксперименты по распределению личного состава проводят? Зависело от командования, несмотря на общие установки.

Старшину потом назначили другого, перевели из другой роты, с третьего этажа. Вроде нормальный, а дальше посмотрим.

Первый взвод, куда я попал, был почти сразу отправлен на вещевой склад, где нам начали выдавать военную форму. Честно говоря, думал, что курсантам в 1986 году уже выдается обмундирование в виде новой «Афганки», однако я ошибся. Форма по-прежнему была старого образца, хлопчатобумажной, ещё того же 1969 года, с небольшими изменениями, введенными спустя несколько лет, в 1973 году. Типичный болотно-коричневый цвет, разных оттенков — у кого-то чуть светлее, у кого-то чуть темнее. Материал — хэбэ, закрытые кителя на четырех пуговицах, ну и штаны в сапоги. Сапоги, кстати выдавали новые, но непременно кирзовые. Жёсткие, деревянные, с толстой подошвой — естественно их нужно было разнашивать. Процесс не быстрый, чреват кровавыми мозолями, если неправильно портянку намотал и по плацу три десятка кругов прогонял. Уже к вечеру будешь умолять, чтобы лечь в лазарет и сменить сапоги, на сандалии. Таких потом называли «тапочниками».

Кстати, особо умные и сообразительные «Кулибины» пытались замачивать их на ночь в горячей воде, но помогало это или нет, я так и не узнал. Да меня это и не интересовало.

Кирзачи я получил, так же как и все. Там же, на складе я подметил, что на хранении есть разношенные хромовые сапоги, уже разношенные, но в отличном состоянии. А спустя три дня я успешно договорился об их обмене сначала с завскладом, затем и со своим курсовым офицером, чтоб тот разрешил носить их на повседневке. Старшим курсам разрешалось, а я что, рыжий? Убивать и без того недавно покалеченные в боевой обстановке ноги, очень не хотелось. Они еще не зажили толком. Я выше всего этого, пусть зелёные салабоны землю нюхают, а мне уже хватит. Замполит Чертков, кстати, вызвав меня на беседу и увидев на мне эти сапоги, принялся ругаться, но я ему быстро объяснил, что зря он так распыляется. Я тут на особых условиях, ветеран боевых действий с кучей наград… Можно и поблажку сделать!