Лики Богов
Шрифт:
Заботливые руки разжались, выпуская омуженку из крепких объятий. Неуверенным шагом, пошатываясь, Умила вышла на поляну, где её уже ждал противник. Бус ухмыльнулся и резко выбросил в девушку кулак. Златовласая молниеносно отстранилась и поразила коленом живот соперника. Дружинник рыкнул и замахнулся снова. Вновь девичья фигурка растаяла в воздухе, проскользнула под рукой противника, узкая ладонь легла на запястье воина, а вторая ударила что есть мочи по локтю. Мужчина скривился от боли, его рука плетью повисла вдоль туловища. Разъярённый соперник принялся молотить здоровой рукой по извивающейся, будто змея, омуженке. Умила припадала
— Бус на спине, бой окончен, — пробасил воевода. — Ну, что, братья, быть Умиле дружинником?
— Быть! — загудели воины. — Ловкачка, да духом сильна. Быть с нами ей!
— На том и порешили, — кивнул Демир.
Златовласая выпрямилась и посмотрела на одобрительную улыбку отца, крепкие руки брата сжали её в объятиях, медовые глаза Баровита предстали перед ней, а его ладони легли на бледные девичьи щёки. Умила лишь успела улыбнуться родным, силы оставили её и сознание провалилось во мрак. В тот миг, последнее что почувствовала – лишь как лоб касается каменной груди друга…
А потом был огонь. Высокие кострища на святилище Перуна, трещащие и выплёвывающие золотисто-оранжевые искры в сизую шаль опускающейся ночи. Эти яркие змейки ползли по гладким зеркалам клинков, сворачивались на кольцах кольчуг и блестели в глазах присутствующих. Звучали клятвы вошедших в дружину воинов, наполняющих сердца гордостью. Горячее пламя священного места вспыхивало в душах и разливалось лавой по венам. Огонь, много огня, объединяющего защитников земель Тарха и Тары.
________________________________________________________________________________________________
Живатма* - душа, принявшая физическое тело
Правь*– мир светлых словенских Богов.
Обух* - тупое окончание клинка
Испытание водой* - заплыв на большие дистанции, долгое нахождение в воде и под водой.
Испытание огнём* - бег по дорожке из раскалённых углей босиком.
Испытание землёй* - испытуемого помещали в яму на сутки без еды и воды, и закрывали ветками.
Глава 3. Песня Сирин
Огонь. В тот день тоже был огонь… много огня. Лучница стояла на крепостной стене и в прорезь бойницы рассматривала приближающиеся к городу отряды. Дружина Великого Князя, которая была здесь месяц назад, вернулась с подкреплением из Московии* с их ордами* ногайцев* — самых свирепых воинов всей Тархтарии*. Умила помнила, как этих незваных гостей принял глава города.
Три десятка дружинников вошли в Камул, их вёл за собой высокий жилистый мужчина, лицо которого покрывали шрамы и паутина мелких морщин. Его взгляд ничего не выражал и равнодушно смотрел поверх толпящегося на площади люда. Он вошёл в терем, где его уже ждал владыка Камула вместе со своим воеводой.
— Здрав будь, Главеш, — сказал гость.
— И тебе не хворать, Асила, — ухмыльнулся
— Великий Князь желает пополнить свою дружину лучшими витязями Тархтарии, — пояснил воевода. — Я пришёл за Волотом, Баровитом и Жданом… Забрал бы ещё и Демира, но оставлять Камул без воеводы совестно мне.
— Губа не дура, — рассмеялся Главеш. — Скажи-ка, Асила, а какого Лешего я должен отдавать Заремиру своих дружинников? И с какого рожна он Великий Князь? Его выбирали мы на время войны, теперича мир… стало быть, пущай сидит себе в Киеве спокойно и к нам носу не кажет… А прежде вернёт мне десяток ратников, что я ему отсылал.
— Заремир хочет объединить земли Тархтарии, возвести веру единую… — начал гость.
— Хватит головы нам дурить, Чёрт, — пробасил Демир. — Великая Тархтария и так едина, и вера у нас одна — по завету отцов живём. Уходи-ка ты отседова, пока цел!
— Я-то пойду, — ухмыльнулся воевода, — только вернусь сюда с ордой уже. Подумай, как бы тебе, Демир, не полечь под этими стенами.
Витязь одним шагом поравнялся с чужаком и процедил сквозь зубы:
— Я-то полягу, но и ты смекни, скольких я с собой заберу? От орды малый отрядец останется… а то и вовсе один к Заремиру воротишься.
Асила лишь бросил на присутствующих презрительный взгляд, развернулся и покинул город. И вот теперь, в начале хэйлета, как и обещал киевский воевода, он стоял под крепостными стенами, готовый сравнять обидчиков с землёй.
— Умила, — вырвал девушку из раздумий бархатистый голос, — если прорвутся, уводи баб с детями в кремль, встаньте на стены и держите оборону.
— Стану я за стеной отсиживаться, — возмутилась воительница, помня о том, что раны Волота и Баровита не до конца ещё зажили, да и долгая дорога в Кинсай и обратно порядком истощила их, — я тебе подсоблю.
— Я сказал: оборону держи, — строго осёк воевода, пронзив омуженку взглядом.
— Всё как скажешь сделаю, отец, — сдалась Умила.
Широкие крылья раскинулись над могучим городом, осыпая его огненными искрами и пеплом. Глубокие глаза Сирин* окидывали своим холодным взором блестящую серебряную реку сражающихся воинов, а её прекрасное лицо искривляла хищная улыбка. Птица-дева несла камулчанам тоску и печаль, предупреждая их о скорой кончине. Песнь сладкоголосой Сирин касалась слуха Асилы и его ордынцев, пророча власть и богатство, но в головах Демира и его дружинников отзывалась звоном оружия, стонами раненных братьев и плачем мирян.
Горящие стрелы впивались в резные крыши теремов, залетали в хлева с сеном. Сухая трава мигом вспыхивала, и могучее пламя выплёвывало в небо чёрные клубы дыма. Крепкие руки витязя подхватывали скрипящие балки, давая людям возможность покинуть свои дома. Его светло-карие медовые глаза увидели старика, тянущего за собой козу.
— Оставь её, отец! — крикнул он.
— Да как же? — сокрушался тот. — Пропадёт же, родимая.
— Что с ней станется? — прорычал воин, подхватывая старца под руки. — Сами, не ровен час, сгинем, давай за бабами в кремль топай, пока мы ногайцев держим.