Ликвидация
Шрифт:
За те двенадцать дней, что маршал командовал округом, одесситы уже успели свыкнуться с тем, что по нему можно сверять часы. Ровно в девять утра черный «Мерседес-Бенц», стартовав в Санаторном переулке и миновав Пролетарский бульвар, Пироговскую, площадь Октябрьской революции, Пушкинскую и Ярославскую улицы, подкатывал к подъезду здания на Островидова, 64. Так было и на этот раз. Бодрый, подтянутый маршал в белом кителе и синих брюках быстрым, упругим шагом взбежал по мраморной лестнице штаба округа на второй этаж. Дежурный по штабу доложил ему о происшествиях на территории округа - вернее,
Разобравшись с текучкой, Жуков вызвал адъютанта Семочкина, Тот вырос перед шефом, словно талантливая иллюстрация к поговорке «Стань передо мной, как лист перед травой».
– Ну как там… эти?
– поинтересовался командующий.
– Пришли?
– Так точно, товарищ Маршал Советского Союза.
– Ну запускай…
…Невыспавшееся за ночь военное и партийное руководство Одессы снова сидело за длинным столом в жуковском кабинете. Только теперь в окна весело ломилось солнце июньского утра. У всех присутствующих, кроме самого Жукова, были помятые, угрюмые лица.
– Ну?
– бодро вопросил маршал, осматривая ряды подчиненных.
– Надумали, как одним махом накрыть всех воров Одессы?
Ответом было мрачное молчание.
– Не знаете?
– ернически поинтересовался командующий.
– А вот я знаю.
– Потому как, - он неожиданно перешел на одесский выговор, - трэба голову иметь на плечах, а не тухес!
Кто-то из начальства помельче робко хихикнул. Остальные продолжали пришибленно молчать, чувствуя, что жуковский юмор скоро сменится знакомой жуковской яростью.
– Разучились шевелить мозгами?!
– начал оправдывать ожидания маршал.
– Языки проглотили?! Есть хоть один с живым голосом?!!
Взгляд Жукова вновь метлой прошелся по лицам присутствующих. И вдруг словно споткнулся…
– А где этот… биндюжник из УГРО, который мне нахамил?… Гоцман где?… Я что, тихо спрашиваю?!
Присутствующие молчали. Наконец, поняв, что вопрос обращен главным образом к нему, с места поднялся начальник УМГБ по Одесской области:
– Товарищ Маршал Советского Союза, Гоцман арестован сегодня ночью… Как участник антисоветского заговора.
На лице Жукова загорелись красные пятна. Он ткнул пальцем в полковника МГБ:
– На каком основании?!
– Товарищ маршал… - пробормотал тот.
– Но… Гоцман же публично сравнил ваши действия с действиями немецко-фашистских оккупантов… И к тому же…
– При чем тут сравнил или не сравнил?!
– Жуков в ярости ахнул кулаком по столешнице.
– Я, мать твою, отдавал приказ его арестовывать или нет?!
– Никак нет…
– Тогда на каком основании?
Полковник МГБ молчал, понурив голову.
– Ты хочешь, чтобы я прямо сейчас позвонил в Москву Абакумову и сообщил ему, как ты тут своевольничаешь? Ты хочешь сегодня же вечером поехать командовать оленями в тундре, да?!
Такая перспектива явно не устраивала полковника. Он побледнел, перевел дыхание.
– Тогда вот тебе телефон, - Жуков щедрым жестом протянул ему телефонный аппарат, - звони и отдавай приказ немедленно освободить Гоцмана… А мы все послушаем.
Бледный
Утро, побудка в шесть, раздача еды, людские голоса - все это проходило мимо сознания Гоцмана. Его пытались расспрашивать, кто-то утешал, кто-то убеждал, что все это ошибка и обязательно разберутся и отпустят, но он, в своем испачканном и закапанном кровью белом кителе, молча и неподвижно смотрел прямо перед собой. Времени у него теперь было много…
Ему вспомнился первый задержанный им преступник. Звали его старинным, редким именем Зиновий, а фамилия была самая простая - Прохоров. Был Зина Прохоров обыкновенным вором-гастролером, в Одессе появился в январе тридцать пятого года. Гоцман помнил тот год очень хорошо, тогда сильно болела Анечка, и Омельянчук помогал доставать для нее лекарства, даже в Киев ездил… Ну вот, и этот самый Зина Прохоров увел тогда чемодан у интуриста, полковника греческой армии, приезжавшего в Одессу навестить престарелую тетку. Увел ювелирно, в тот самый момент, когда грек садился в извозчичью пролетку на Тираспольской площади…
Был скандал, готовый перейти в разряд международных- грек оказался чуть ли не флигель-адъютантом самого президента. Смешно топорща редкие усики, он кричал, что будет писать в Москву наркому внутренних дел Ягоде и самому Сталину. И тогда Омельянчук сказал Гоцману со вздохом:
– Ну шо, Давид, принимай дело…
В те годы авторитет Давида в Одессе был поменьше, чем нынче, и ему пришлось-таки побегать. Только на пятый день у барыги на 11-й станции Большого Фонтана всплыл несессер из полковничьего чемодана, а еще через два дня Гоцман взял Зину Прохорова за руку в тот самый момент, когда тот садился в поезд Одесса - Москва. Носильщик, нанятый Прохоровым, отдуваясь, нес на плече большой, зашитый в серую неприметную холстину ящик… Все вещи, кроме несессера, оказались на месте. В том числе и паспорт грека, из-за отсутствия которого он не мог покинуть Одессу…
В удушающе жарком июне 1942 года во время очередного налета «юнкерсов» на Севастополь Гоцман был тяжело контужен. Очнулся оттого, что кто-то тащил его на себе. В голове звенели колокола и били неслыханные барабаны, но закопченное и запачканное землей лицо человека, который его тащил, показалось Гоцману смутно знакомым.
– Не узнали, товарищ капитан?… А я вас так крепко запомнил… Ловко вы меня тогда с этим буржуйским чемоданом размотали… Я уж думал, щас в Москву приеду, барахлишко иностранное позагоняю… А тут вы…
Ничего сказать красноармейцу Зиновию Прохорову Давид не успел, потому что вновь потерял сознание. А погиб Прохоров на его глазах. Его смыло волной за борт лидера «Ташкент», который эвакуировал раненых из Севастополя…
В дверях с металлическим лязгом откинулся лючок. Разговоры невольно смолкли, все подняли глаза. Только Гоцман продолжал смотреть прямо перед собой.
– Который тут Гоцман?
– рявкнул сквозь отверстие конвойный.
Давид поднял глаза. Камера - не меньше полусотни людей - смотрела на него.