Лилия для Шмеля
Шрифт:
— А куда лучше поехать с Вейре? — озадачилась, предвкушая познавательную поездку. Одной-то скучно. На что услышала:
— Корфина, ценю ваше рвение, но вам тоже нужно отдыхать. Вейре большой мальчик, день перетерпит без вашей юбки.
— Но мне несложно поехать с ним. Вместе веселее, — нет, конечно, приятно, что наниматель решил дать выходной, но к чему бы? Что-то на него это не похоже.
— Еще Нейлу возьмите, — поддел он с легкой улыбкой, наблюдая за моей реакцией.
— И верно! — спохватилась я, уже составив в голове план
— Корфина, я пошутил! — Освальд широко улыбнулся. — А как же модистка?
Я закусила губу. Подумала и ответила.
— Положусь на ваш вкус.
— Неужели? — настроение у него поднялось, и он принялся подтрунивать надо мной. На что я с обидой напомнила:
— Простите, если озадачила вас. Но, боюсь, мой вкус годится выбирать, разве что, домашние платья, — сомкнула пальцы замком и отвернулась. Освальд не сказал ничего такого, но любые его издевки, даже мелкие, причиняли мне страдания. Я понимала почему, и от этого боялась еще сильнее. Кажется, он все-таки покорил меня своей улыбкой с ямочками, обаянием и еще бог честь чем. Много ли такой глупышке как я, надо? Закусила губу с досады, и герцог фыркнул:
— Глупости! Просто у вас не было хорошей модистки. Она бы обязательно дала несколько дельных советов, а с вашей памятью… — заглянул в глаза своими озорными зелеными глазищами, намекая на мою злопамятность. — Запомнили бы. Но хорошо.
Мы с детьми ездили по городу, посетили кофейню, покатались на аттракционах, наелись сладостей, и теперь радостные, довольные прогулкой, возвращались домой.
Но когда подъехали к воротам особняка, я мельком, случайно взглянув в окно, увидела отъезжающую карету… с гербом Вильдии.
Боль полоснула сердце так, что я прижала руку к груди.
— Корфина! — бросился ко мне Вейре. — Вам больно?!
— Нет, — прошептала не своим голосом и до боли закусила губу, чтобы не расплакаться.
«Это все не мое дело! Не мое!» — твердила себе и боялась, что Веспверк заметит мою бледность. К счастью, он не спешил нас встречать, и я успела взять себя в руки, но от догадки — зачем эта стерва приезжала, затошнило.
Ненавижу их обоих!
Покинула карету на дрожащих ногах, ничего не видя перед собой. Хорошо, что Вейре, крепко стиснув ладошками мою руку, осторожно вел по ступенькам крыльца. И именно его взволнованные глазенки, смотревшие со страхом, отрезвили меня, приводя в чувство.
— Все хорошо, — улыбнулась ему и, накинув маску спокойствия, вошла в дом.
Слуги помогли снять верхнюю одежду, переобуться, когда Освальд показался на лестнице.
— Папа, баронессе нездоровится! — взволнованно сообщил малыш, кинувшись навстречу отцу.
Освальд нахмурился, и я поспешила успокоить герцога:
— Всего лишь утомление.
— Уверены? — он недоверчиво изучал мое лицо, будто догадываясь об истинной причине слабости. — И как давно плохо себя чувствуете?
Сердце екнуло, и
— На обратном пути. Наверно, переела сладостей и теперь мучаюсь изжогой, — приложила руку к груди для убедительности. На что Освальд склонил голову и с подозрением спросил:
— Вызвать Кратье?
— Мы только от них. Вернули Нейлу. Кажется, в доме Кратье все хорошо, — улыбнулась, изо всех сил попыталась поменять тему разговора. Но Освальд не поддался.
— Вейре, смотрите как вы с Нейлой измотали баронессу! — укорил сына, таки и не поверив мне, однако лезть в душу не стал. — Надеюсь, на вашу сознательность и ответственность, Корфина. — Произнес, поднимая Вейре на руки. — Отдыхайте.
Присутствие служанки, помогавшей переодеваться, вытерпела с трудом. Наконец, она помогла мне надеть домашнее платье, поинтересовалась, не надо ли чего, и, пожелав набираться сил, ушла.
Я опустилась на постель, обняла подушку и закрыла глаза, прислушиваясь в ноющей пустоте в груди.
Да, я помнила, что у Освальда содержанки. Помнила, что не в его вкусе. Но как он мог позариться за злобную, эгоистичную дрянь, ненавидевшую его сына?! Неужели ошиблась, и он самый обычный, посредственный самец, думающий нижней головой?
За время, что мы вместе провели в поездке, я поменяла о нем мнение и стала считать герцога умным, сильным, верным семье, сыну, мужчиной, а оказалось вот как. Не знаю, от чего больше ныла душа: от окончательно разрушенных надежд или разочарования? Так надежд никаких и не было. Почему же так больно?
Уютная, нарядная комната казалась клеткой с сухим, спертым воздухом. Я задыхалась, не находя места, поэтому направилась в зимний сад. Мерное журчание воды в фонтанчиках и цветы всегда успокаивали меня.
Чтобы избежать лишних расспросов и пересудов, ступала тихо. Любимые домашние туфельки, подаренные Ильнорой, издавали лишь тихий шорох, и не удивительно, что служанки, натиравшие паркет, не услышали моего приближения.
— …Она отказалась скидывать шубейку. Оттолкнула Верена и побежала к лестнице! Не графиня, а девка развратная! Длинные полы шубейки скрывали ее ноги, но у меня глаз наметан — она была без платья!
— И что дальше? — затихла вторая служанка.
— Хм, — хрюкнула первая. — Мне откуда знать. Но как она орала…
Слышать омерзительные сплетни больно. Воображение сразу нарисовало подходящую картину. Я развернулась и поспешила уйти.
Мимо служанок в зимний сад не пройти, зато в сад обычный через боковой ход — запросто. Надо лишь накинуть на плечи что-нибудь теплое. Хотя бы шаль.
Климат здесь мягкий, за пять минут без верхней одежды не замерзну. А если пойду за пальто — могу встретить герцога, но не хочу его видеть.
Я так и гуляла по серому, зимнему саду в шерстяной шали, накинутой поверх платья. Немного знобило, но не от ветра — скорее меня пронизывала зябкая пустота…