Лилия для Шмеля
Шрифт:
— Эту, эту… Ту. И ту! И вон ту во всех имеющихся цветах. И еще вон ту! — указал на самую красивую тетрадь, украшенную перламутром и стоявшую в витрине, подальше от зевак.
— Не надо! — заупрямилась я. Конечно, на такую красоту тайком поглядывала, но не хочу быть обязанной Веспверку. И так уже «задолжала» за платье, уроки и все остальное.
— Корфина, мое время стоит дороже, чем все эти тетради вместе взятые! — Освальд расплатился и, подхватив пакет, вышел из лавки на шумную улицу.
— Тогда зачем поехали со
— Право, не думал, что покупка тетради — такое кропотливое дело.
— Для меня выбирать тетрадь — поиск вдохновения!
— Я понял. Поэтому и купил сразу все, дабы скорее пробудить источник вашего вдохновения.
— Но я хотела купить тетрадь сама!
— Хорошо, я продам вам ваши же тетради за историю про маленького русала.
— Издеваетесь?! — пробираясь к карете через подтаявший снег и лужи, я уже сто раз пожалела, что поехала с Освальдом.
— Немного, — он остановился, подавая мне руку. — Вы совсем не похожи на других дам, и злитесь так интересно.
— Это комплемент или…
Беседу прервал бесцеремонный смешок.
— Ба! И это хваленый вкус герцога? — пижон с золоченой тростью под мышкой, в укороченном пальто по последней моде и в полосатых брюках, смотревшихся среди темной грязи нахальным пятном, брезгливо смотрел на меня и паскудно ухмылялся.
Я так смутилась, что застыла истуканом, встав одной ногой в лужу. Зато Освальд широко улыбнулся.
— Беррик, — выпустив мою руку, шагнул к типу, и… вдруг резко ударил его кулаком в лицо. — Передавай привет Вильдии.
Я бы так и стояла посреди лужи, если бы не крепкая рука герцога.
— Садитесь, — он подтолкнул меня к экипажу.
«Значит, вот как… — обдумывала я произошедшее, возвращаясь в особняк. — Уже ходят порочащие меня слухи, а что будет через год… Через два… Да еще с подачи мстительной Вильдии?»
Освальд полагал, что щедрый контракт возместит все репутационные потери — я же так не считала. Кроме того, оставаясь с ним, я все больше тяготилась, что за меня решают: какое платье надеть; что хорошо — что плохо; с кем можно общаться, а с кем нет.
Неожиданно во мне проснулась упрямство и гордость аристократки, и я приняла решение: написала Норрит письмо с просьбой помочь найти комнату с приличной хозяйкой за приемлемую цену. Помнится, она рассказывала, что у помощника ее отца есть одинокая тетка.
— Я хочу разорвать контракт, — огорошила Освальда за ужином, когда мы сидели за столом одни.
Он поперхнулся, закашлял.
— Вы заболели? — просипел через силу. — Срочно зову Кратье!
— Я вполне здорова, — произнесла серьезно.
Застывшему статуей герцогу понадобилось время, чтобы прийти в себя.
— Допустим. А Вейре? Вы подумали о нем?!
— Я же не уезжаю на край света! Он сможет приезжать ко мне в любое время, — пыталась говорить спокойно, но голос дрожал, и больше походило, что я оправдываюсь.
— Вы хотя бы понимаете, чего лишаетесь?
— Да, — я ожидала от Веспверка скандала, криков, упреков, а он говорил тихо, четко, как с неразумным ребенком, лишая уверенности, которой и так немного. Я скорее храбрилась, чем действительно верила, что сейчас поступаю верно. Здравый смысл спорил с гордостью, надежды на будущее с сытым и теплым настоящим, упрямство с неуверенностью в себе.
— Когда закончатся сбережения, на что будете жить?
— У меня есть голова на плечах.
— Кажется, головой вы ударились при падении, потому что то, что несете — чушь! Будь вы хоть безукоризненной гувернанткой — с трудом сможете обеспечить себя. Или думаете, вам везде будут делать поблажки? — он сверлил меня взглядом, прикидывая: я дурочка или сумасшедшая? Наконец, выдал:
— Да, я хотел привязать вас контрактом к Вейре, предложил наилучшие условия. Но если вы, Корфина, думаете, что выкручивая мне руки, добьетесь еще чего-то — ошибаетесь. Я не буду уговаривать вас остаться. Скажу лишь одно: если, покинув мой дом, надумаете вернуться — возможно, я приму вас, но на иных условиях, — Освальд замолчал, давая мне выбор.
— Я не отступлюсь от своего решения, — глухим голосом ответила, разрывая свою жизнь на до и после.
Он кивнул.
— Я скажу Вейре, что вы не можете творить, когда вам мешают.
— Но это не так!
— Хотите объясниться с ним сами? — Веспверк пронзил меня колючим, угрюмым взглядом.
— Да.
Утром Вейре пребывал в хорошем настроении. Я долго выбирала подходящий момент, но мой солнечный малыш словно чувствовал повисшее в воздухе напряжение.
— Что-то случилось, баронесса?
— И да, и нет. Ты бы хотел приходить ко мне в гости?
Никогда не думала, что молчание ребенка может быть таким пронзительным, удушающим, лишающим уверенности. Вейре безмолвно хлопал ресницами, которые становились мокрыми и такими темными, пока на них не замерла слезинка.
— Вы уезжаете?
— Я буду жить всего лишь через несколько улиц от твоего дома, и ты сможешь приезжать ко мне каждый день! — заговорила я, всей душей желая осушить его слезы, но, кажется, сейчас сама разрыдаюсь.
После разговора с Вейре я была начисто обессилена и лишена былой уверенности. Вдобавок Освальд посчитал мой поступок неблагодарностью и постарался скорее поставить точку.
— Не вижу причин растягивать ваш отъезд на долгое время. Лучше стремительное расставание, чем долгие слезы Вейре, — заявил он, отдавая приказ слугам собирать мои вещи. — Куда их отправить?
— Это ведь ваши вещи.
— Думаете, мне нужны платья и туфли?
Я назвала адрес, и Освальд поморщился.