Лишь одна музыка
Шрифт:
Меня загнали в угол. Я соврал вынужденно, но ведь соврал, и Пирс это понял.
— Я не могу тебе сказать, пока не поговорю с Джулией, — отвечаю в конце концов.
Пирс буравит меня инквизиторским взглядом.
— Майкл, черт возьми, я понятия не имею, что это, но я точно знаю: меня это сильно беспокоит. И очевидно, тебя тоже. Поэтому, что бы это ни было, ты обязан мне рассказать — и рассказать прямо сейчас.
— Это проблема со слухом, — говорю я еле слышно, глядя в пол.
— Со слухом? Какого рода проблема?
Я
— Ну? — говорит Пирс. — Давай уже, Майкл. Или я звоню Лотару прямо сейчас и узнаю от него. Я серьезно. Прямо сейчас возьму и позвоню.
— Она глохнет, Пирс, — безнадежно говорю я. — Но ради бога, не говори никому.
— Только и всего? — говорит Пирс, резко бледнея.
— Да, только и всего. — Я качаю головой из стороны в сторону.
Пирс, возможно, озадачен, но я знаю, что он мне поверил.
— Это правда? Да или нет? Только одно слово.
— Да.
— Надо позвонить Лотару, — говорит он тихо. — Это катастрофа.
Он привстает. Я хватаю его за руку и почти силой усаживаю.
— Не звони, — говорю я, глядя ему в глаза. — Даже не думай. Это не катастрофа.
— Билли знает? А Эллен?
— Конечно нет. Я им не говорил. И тебе не должен был говорить.
— Ты должен был нам сказать заранее, — говорит Пирс с неким презрением. — Как ты мог от нас это скрывать? У тебя обязательства перед квартетом, перед собой.
— Не указывай мне на мои обязательства, — с отчаянием говорю я. — Я предал ее доверие, сказав то, что сказал. Одному богу известно, простит ли она меня когда-нибудь. Я не собирался тебе говорить. Я только надеюсь, что ей это поможет так или иначе — ну, если мы все будем понимать, какие знаки ей подавать и когда идти за ней...
— То есть нам придется вместе с ней ковылять?
— Она замечательно сыграет. Она потрясет и вас, и добропорядочных венских бюргеров, и Билли обратится к духу Шуберта, чтобы тот благословил нас всех до единого.
— Включая меня, молчаливого зрителя?
— Включая тебя, поскольку он будет знать, как многим ты пожертвовал.
— В данный момент это не похоже на жертву, — говорит Пирс с кривой усмешкой.
— Ты увидишь! — пылко говорю я.
Я жду какого-нибудь резкого замечания про Джулию, но он меня удивляет.
— Ох, я очень надеюсь, — говорит он. — И ради нас, и ради Шуберта.
И после несколько секунд размышлений обескураживающе спокойным тоном продолжает:
— Возможно, меня так раздражили замечания Николаса, потому что я сам испытываю двойственные чувства по поводу «Форели». Забавная старая вещица. Она останавливается и начинается снова, в ней столько повторений... но я по-настоящему люблю ее. Трудно поверить, что Шуберту было только двадцать два.
— Ну, мы можем и отказаться, — говорю я.
После еще одной продолжительной
— Ну да, я так тоже довольно долго думал. Но теперь я не считаю, что если творить, то только шедевр, что все остальное не имеет смысла. Я спрашиваю себя: «Что я тут делаю, каково мое место во Вселенной? Будет лучше, если я это сделаю или если не сделаю? И лучше делать это или что-то еще?» — Он останавливается, потом говорит: — И полагаю, я только что добавил еще один вопрос: «Лучше ли будет, если это сделаю не я, а кто-то еще?»
— Понимаю, Пирс. Спасибо тебе за это. Я благодарен до глубины души.
Пирс поднимает бокал довольно серьезно:
— И до дна бокала?
Я киваю и пью за его здоровье.
— Ты, наверное, удивился, что я не сказал, как я сочувствую Джулии.
— Нет, не удивился, — подумав секунду, отвечаю я.
Но я удивляюсь самому себе, как это я так вдруг предал ее доверие, как я смог моими ответами, даже если не планировал заранее, почти незаметно освободиться — и, очень надеюсь, освободить ее — от груза этой тайны. Но как мог я так поступить без ее разрешения? Я потребовал Пирса поклясться, что он не скажет Эллен и Билли, условившись, что завтра скажу им сам.
4.22
Я отправляю ей факс, как только прихожу домой. На этот раз никакой смешной пародии на бюрократический стиль, простое утверждение, что мы должны срочно встретиться завтра. Даже если у нее есть всего десять минут, она должна ко мне зайти.
Она заходит. Видимо, только что отвела Люка в школу. На сей раз, когда мы целуемся, она сразу понимает, что я чем-то обеспокоен: она резко останавливается и спрашивает, что не так. У нее есть час, но она предлагает разобраться с десятью минутами срочного дела, не откладывая.
— Джулия, он знает. Я должен был ему сказать.
Она смотрит на меня в полном ужасе.
— Я сказал ему вчера вечером — никак не смог выпутаться. Я очень сожалею.
— Но вчера вечером он был со мной, — говорит Джулия.
— Кто?
— Джеймс.
— Нет-нет — я имею в виду Пирса. Он почуял неладное.
— О чем речь, Майкл? Даже если Пирс знает, почему это так важно? В чем срочность? — Она начинает успокаиваться, но по-прежнему озадачена.
— Я должен сказать Билли и Эллен сегодня. Поэтому надо было сначала поговорить с тобой, — говорю я.
— Но, Майкл, я не понимаю, что именно ты ему сказал?
— Ну, про тебя, про твои проблемы.
Она закрывает глаза в шоке.
— Джулия, не знаю, что тут сказать...
Но ее глаза остаются закрытыми. Я беру ее за руку и кладу себе на лоб. Вскоре она открывает глаза — но смотрит не на меня, а сквозь меня. Я жду, пока она заговорит.
— Ты не мог сначала поговорить со мной? — говорит она наконец.
— Не мог. Он меня спросил напрямую. Это был вопрос доверия.
— Доверия? Доверия?