Лишь одна музыка
Шрифт:
Справа от нас гряда низких синих холмов под синим небом. Мы медленно приближаемся к ним, и вот мы окружены крутыми зелеными берегами долины, где все аккуратно намешано: коттеджи, поля, холмы, облака, лошади, коровы, сирень и ракитник. Это все очень австрийское и очень красивое. Поезд, на котором я еду с десятилетним опозданием.
Джулия задремывает. Я смотрю на нее какое-то время, счастливый, что она просто сидит здесь, потом поднимаюсь и выхожу в коридор. Благодушный американец и его жена, обоим около шестидесяти, беседуют возле окна. Она в желтом платье и с сумочкой, разрисованной ягодами; он в зеленом галстуке-бабочке,
— Элизабет, смотри, как тут все организованно. Организованно!
— У меня что-то с желудком, — говорит она.
— Тебя укачивает? — спрашивает он. — Может, тебе пойти в купе и прилечь, Элизабет?
Она уходит; он оглядывается по сторонам, решает, что я говорю по-английски, и продолжает:
— О-го-го-го-го-го, так красиво; и люди здесь живут. Обожаю эту страну. Для меня это... я понимаю этих людей... Это национализм... если что не так, они убирают. Вот Нью-Йорк, Нью-Джерси, старые холодильники, старые машины... Вы здесь видите банки из-под пива? Надписи на стенах?
— Ну, на этом поезде снаружи, — говорю я.
Он отмахивается легко прощающим жестом.
— У меня была ферма, — продолжает он. — Но я ее продал. Я мог сидеть на крыльце с банкой пива в руке и без телевизора и просто смотреть на закат, но где искать кулинарию? Сигарный магазин? Вот это проблема.
— Да уж, действительно. — Я неожиданно полон радости безо всякой видимой причины.
Пути поворачивают и выравниваются; поезд грохочет, въезжая в туннель.
Долина расширяется; облака исчезают. Всё в цвету: каштаны со свечками цветов, одиночные маки, разбросанные по полям, и потом вдруг целые полосы маков, ярко-красные на сотни ярдов, фиолетовые люпины, белые зонтичные всех сортов и сирень всех оттенков от белого до густо-фиолетового. Время от времени, как некое странное хвойное дерево, появляется столб высоковольтной линии; и нежные телята, с шелковисто-замшевой шкуркой, пьют на краю широкого ручья.
Я возвращаюсь в купе. Джулия не спит. Мы почти не говорим, но время от времени показываем в окно, чтобы поделиться тем или иным видом.
— Джулия, что является наибольшим преимуществом, когда ты не слышишь? — спрашиваю я через какое-то время.
— А, это все еще тебя беспокоит?
— Немного.
— Ну, ты уже должен был что-то понять, посмотрев, как я играю «Форель».
— Да, но я не знаю, про что именно ты думаешь.
— Ну, это вот так, — говорит Джулия. — Когда я иду на концерт или слушаю запись, все, что я могу понять, — это общий смысл происходящего. Детали и тонкости игры других музыкантов мне недоступны. Поэтому, когда играю сама, особенно то, чего не слышала раньше, я вынуждена быть совершенно оригинальной... Не то что оригинальности хватает самой по себе. Я не говорю этого. Но по крайней мере это начало. С «Форелью» иначе, конечно, я слышала ее достаточно часто до того, как все испортилось, и играла ее. Но все бледнеет, если не возвращаться. Слишком много музыкантов, когда их просят что-нибудь сыграть, идут и покупают диск, даже раньше, чем смотрят в ноты. У меня этой возможности нет. Или, скорее, мне это никак не помогает.
Я киваю. И снова мы погружены каждый в свои мысли, и вид снаружи как-то проскальзывает в это погружение. Я думал, она скажет что-то про личные страдания, открывающие понимание мира. Но странным образом я рад, что она сказала то,
Клагенфурт. Большое озеро. Филлах. Но никто не входит. Купе по-прежнему наше — на двоих. Граница. Надутый, недовольный человек в сером машет удостоверением и ревет нам: «Passaporto!» Я пристально смотрю на него. И тут я замечаю, что Джулия глядит на меня так, будто может предсказать мою реакцию.
— Пожалуйста, синьор, — мягко бормочу я в ответ.
Перед глазами возникают меловые отвесы, высокие каменные скалы, осыпи на более низких склонах; и молочно-голубые ручьи в широком, почти сухом русле реки, на берегу которой встает пыльная бетонная фабрика.
Хотя мы одни, мы не целуемся; мы почти застенчивы друг с другом. Все, что мы ждем от дороги, сбывается. Становится жарко, и я себя чувствую будто сонная пчела.
Вскоре мы прибываем в область Венето; терракотовые и охристые стены, красные крыши города в тени массивной горы; бузина вдоль дороги; сады ирисов и роз; свалки металлолома и железнодорожные пути рядом с Местре.
Мы быстро продвигаемся по насыпи, прорезающей серо-зеленые воды лагуны, прекрасный город встает перед нами: башни, купола, фасады. Опоздав на несколько лет, мы все же наконец здесь. Мы стоим вдвоем в коридоре с нашим багажом и смотрим на воду. Тихо сам себе я произношу ее имя, и она, словно чувствуя это — или по случайности? — произносит мое.
ЧАСТЬ
ШЕСТАЯ
6.1
Нет ничего магического во времени четыре тридцать пополудни в будний день. Но я стою на ступеньках вокзала, почти прислонившись к Джулии, и отдаюсь запахам и звукам Венеции и ее головокружительному виду.
Вокзал выплюнул нас вместе с сотнями пассажиров. Сейчас не туристический сезон, но нас достаточно много, и я стою с открытым ртом, как и должен, поскольку все вокруг не обманывает красотой.
— Так это и есть Гранд-канал.
— Да, это и есть, — говорит Джулия, немного улыбаясь.
— А не надо было приехать с моря?
— С моря?
— С моря на закате?
— Нет.
— Нет?
— Нет.
Я молчу. Мы сидим в вапоретто спереди, пока он деловито тащится, мягко стукаясь о причал за причалом, вбирая и оставляя пассажиров. Вокруг живые, вибрирующие, безавтомобильные, неспешные звуки.
Легкий ветерок разгоняет жару дня. Чайка летит к воде, мутной, бирюзовой, с быстрыми бликами света на ней.
Экстравагантные дворцы и церкви, сплошь обрамляющие канал, проплывают мимо с двух сторон. Мои глаза вбирают казино, указатель на Гетто, дивный сад с глициниями, обвивающими решетку. Небольшая рабочая лодка с двумя молодыми людьми в оранжевом медленно обгоняет вапоретто. Элегантная пожилая женщина с большими жемчугами и брошкой входит на Ка д’Оро, за ней женщина, толкающая коляску с покупками. Зеленая тина тянется вдоль каменных ступеней, голых столбов для причала.
— Что бы Венеция делала без герани, — говорит Джулия, смотря наверх.