Лишь одна музыка
Шрифт:
— И останавливается с нами в палаццо?
— Нет, на Сант-Элене.
— Но это же... это же на краю света! Разве нет?
— У нее есть подруга, у которой там свободная квартира. И мы будем там.
— Майкл, ты не можешь там жить. Мы должны быть вместе, все четверо. Мы ведь всегда вместе. Да и нельзя нам отказываться от предложенного гостеприимства. Я уверена, Традонико смогут принять еще одного человека.
— Эллен, это не то, чего я хочу.
Эллен краснеет. Она что-то хочет сказать, но останавливается.
Она
— Тебе было хорошо, пока ты не встретил ее снова, — говорит она, не глядя на меня.
Я недолго размышляю над этим.
— Нет, на самом деле мне не было хорошо.
— Ладно, я, пожалуй, скажу остальным. Они беспокоились, как ты. Мы стучали тебе в дверь, но тебя не было.
Я киваю:
— Спасибо, Эллен. Я не знаю, что со мной. Мне нужно самому с этим разобраться. Не хотелось бы втягивать в это квартет.
Это последнее, наверное бесчувственное, замечание встречено сердитым взглядом.
— И сегодняшний ланч? — говорит Эллен. — И ужин? Или можно уже и не спрашивать?
— Нет. Я занят.
Она вздыхает:
— У тебя ведь есть телефон и координаты палаццо?
— Да. Я свяжусь с вами завтра вечером. И вот адрес и телефон квартиры.
— Улица и номер дома! Это действительно на краю света.
— Да уж, подальше от туристов вроде вас, — говорю я, надеясь шуткой разрядить обстановку.
— Туристов? — говорит Эллен. — Не забывай, что в Венеции мы работаем. Жизнь не кончается после «Музикферайна».
Что бы я про это ни думал, вслух я не возражаю.
5.15
Я захожу в административное крыло «Музикферайна», чтобы извиниться за вчерашнее и подписать страницу в большой гостевой книге с автографами всех исполнителей, кроме моего. Завидев меня с одним из администраторов, великосветски вежливый секретарь Общества, разодетый в павлиньи цвета, приглашает меня в свой кабинет и предлагает мне сесть. Уверяет, что такого рода вещи случаются «даже с самыми великими»; что он надеется, это не связано с их работой; что концерт прошел с большим успехом; и что «Londoner Klang»78, представителями которого мы являемся, скоро будет так же знаменит, как и венский.
Портрет Монтеверди79 смотрит на нас сверху довольно скептически.
— Вот тебе и Вена, — бормочет он сквозь древние губы. — Понимаешь, я тут застрял со всеми этими обаятельными немецкоговорящими людьми и иногда месяцами не слышу итальянского. Твой Тонони по крайней мере может вернуться. Надеюсь, тебе понравится поездка в Венецию.
Звучит недобро, принимая во внимание, какой катастрофой обернулось его собственное путешествие в Венецию, когда он наконец туда собрался.
— А, это... — говорит синьор Монтеверди, читая мои мысли. — Нет, в мое время это не могло понравиться. Но ты же
Секретарь Общества отвлекается на видеомонитор на его столе. Он пожимает мне руку и желает удачи.
— Конечно, Тонони был сильно позже моего времени, — бормочет Монтеверди. — Так откуда он родом? Брешиа? Болонья? Я забыл.
— Болонья, — говорю я.
— Bitte?80 — переспрашивает секретарь Общества, отворачиваясь от экрана.
— Да нет, ничего-ничего. Спасибо большое. Я рад, что вам понравился концерт. И за всю вашу доброту.
Отказываясь встречаться глазами с Монтеверди, я ухожу.
5.16
Быстро перекусываю сосиской, купленной в соседнем ларьке, и меня забирают у отеля Мария, ее муж Маркус и их сын Петер, который не в лучшем настроении. Мы едем на север к Клостернойбургу за Джулией. Миссис Макниколл, к счастью, нет дома. Джулия выходит из дома, одетая в джинсы и с маленькой корзинкой в руках. Без слов я протягиваю ей факс от ее подруги и один из двух билетов. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но не говорит.
— Я прочел его, надеюсь, ты не возражаешь, — говорю я.
— Нет, конечно нет.
— И решил немедленно действовать.
— Я так и поняла. И в результате я должна буду со всеми объясняться.
— Ну, это лучше, чем сомневаться. Отъезд завтра в семь тридцать утра.
— О чем речь? — спрашивает Мария, услышав последние несколько слов.
Она явно расстроена ответом Джулии, но все, что она говорит:
— Это неумно.
Джулия задумчиво молчит. Возможно, она согласна с Марией и жалеет о своем внезапном решении. Потом говорит:
— Мария, если ты и Маркус не возражаете, я переночую у вас и завтра рано утром вызову такси до вокзала. Я должна сказать матери, что останавливаюсь у вас на несколько дней. Но я вам дам мой телефон в Венеции и телефон моей подруги Дженни тоже, на случай чего срочного.
— Какой в этом смысл? В любом случае как я смогу говорить с тобой по телефону? — выпаливает Мария.
— Майкл может взять трубку и мне повторить, что он слышит, а я смогу понять по крайней мере достаточно, чтобы ответить.
— Как хорошо, что я не глухая, — говорит Мария, инстинктивно отворачиваясь, так что Джулия не может прочесть эти жестокие слова.
Сначала я настолько потрясен, что не могу ничего сказать. Потом, уже собравшись что-то ответить Марии, передумываю. Если Джулия не знает, что было сказано, зачем атаковать это замечание и тем самым ставить ее в известность?
— Я взяла пару карточных колод, — говорит Джулия, садясь в машину. — Куда мы едем?
— Как насчет Критцендорфа? — говорит Маркус.