Лоцман кембрийского моря

Пудалов Федор Моисеевич

— Начинайте, — сказал начальник Главгеоразведки, не взглянув на докладчика.

Зырянов изложил очень коротко результаты поисков на кембрии и затем план комплексной экспедиции в 1935 году.

Начальник поднял глаза и тотчас опустил. Этот студент, рассказывали, ездит на свои средства, по-туристски. Он даже не представляет себе стоимость настоящей большой экспедиции. Одним словом — студент.

— Сколько стоила ваша экспедиция прошлого года?

— Семнадцать тысяч, — ответил студент официальной цифрой, умолчав о своих

пяти тысячах.

Вокруг стола обменялись улыбчивыми взглядами.

— Это экономно. А на экспедицию 1935 года какая смета у вас?

— Полтора миллиона, — ответил студент.

Начальник заговорил о чем-то с директором Геологического института, и это уже не имело отношения к кембрию. Директор треста закурил и заговорил довольно громко с соседом. Докладчик сидел забытый, не видимый никому.

Неожиданно начальник вспомнил о нем:

— А вы знаете, сколько всего ассигновано стране на разведку нефти в тридцать пятом году? Восемь миллионов.

— В таком случае кембрийская нефть заслуживает больше, чем полтора миллиона, — сказал студент.

— Почему вы требуете деньги у промышленности на эту чисто научную, академическую экспедицию? На эти дела имеет деньги Академия наук. Пусть она и разведывает кембрий, — сказал заместитель начальника главка, и он был прав, хотя и знал, что в Академии преобладали другие научные взгляды, не согласные со взглядами этого студента.

— Что скажут ученые? — Начальник отвернулся от Зырянова.

— Видите ли, — сказал Синицкий, — товарищ Зырянов доказывает, что в кембрии была жидкая нефть. Я бы даже это допустил. Но с тех времен она высохла.

Другие молчали.

— Товарищ Зырянов увлечен проблемой кембрия, — продолжал Синицкий. — Мы же, в Академии наук, считаем нецелесообразным исследование кембрия, пока еще не изучены, не разбурены вышележащие, более молодые осадочные породы, непосредственно под третичными.

— Если будет найдена хотя бы капля живой нефти в кембрии, то будет ясно, что более поздние, вышележащие слои наверняка нефтеносны! — перебил Зырянов. — Будет сломлено недоверие к девону. Откроется возможность бурить на девон в Поволжье, чего давно добивается Губкин. Девон обещает больше кембрия!

— Разрешите разъяснить товарищу Зырянову, — сказал Небель, — что в Америке буровые скважины дошли до кристаллического фундамента и доказана нефтяная бесплодность кембрия.

— Вы беретесь за эту разведку? — спросил начальник у директора треста Георазведки.

Краснолицый человек с могучим затылком пренебрежительно отвернулся от Зырянова со словами:

— У него одна скважина глубиной в триста пятьдесят метров будет стоить полтора миллиона, потому что это в Якутии, у черта на макушке. Пусть не полтора миллиона, а восемьсот тысяч. В Баку на эти деньги можно прорубить восемьдесят тысяч метров.

— Чушь и никому не нужная вещь! — заключил начальник.

Зырянов злыми глазами провел по лицам, но это никого не задело.

Сжатые кулаки, глубоко засунутые в карманы, не были опасны.

Хозяйственники не торопились уходить от начальника главка, ученые — спешили. С ними прощались стоя, их провожал начальник, и через почетные проводы близорукий Синицкий, например, мог не заметить скромный поклон Зырянова за спиной начальника.

— До свиданья, — сказал Зырянов уходившим и оставшимся… не ожидая от хозяйственников ни слова, ни взгляда в ответ.

Он пошел необыкновенно просторным коридором Наркомтяжпрома меж гладких, очень деловых, очень дорогих стен под могущественно высокоподнятыми потолками и вышел через двери, широкие, как стеклянные ворота, на площадь Ногина.

Он предвидел, что в институте сочинят очередной анекдот и весело расскажут Ивану Андреевичу, когда он спросит о Зырянове — а он непременно спросит: «На последних лекциях я не вижу Зырянова. Он не заболел?» — «Заболел, Иван Андреевич!» — «Чему же вы радуетесь? Что с ним?» — «Ходит каждый день в кино, изучает картину «Процесс о трех миллионах»! Ему крайне срочно необходима половина этой суммы».

Студенческие не очень смешные остроты, думал Василий с привычно-трудной выносливостью к насмешке, приставшей в детстве, — к насмешке над бедностью. Но теперь насмешка обижала весь его народ — и выносить ее одному Зырянову стало еще трудней.

«Вы знаете, сколько всего ассигновано стране на разведку нефти в 1935 году? Восемь миллионов». Эти бедняцкие гроши ассигновал народ — владелец страны, наследник всех ее сокровищ, который сегодня упорно недоедает, чтобы отрыть все ее клады и раз навсегда сменить нищету изобилием, избытком изобилия.

— Сколько вам нужно? — переспросил директор Геофизического института.

— Полтора миллиона, — повторил Зырянов.

Директор рассмеялся и даже не рассердился на «молодого энтузиаста», как он выразился.

Для слушания лекций не оставалось ни одного часа…

Василий добился приема у начальника Главнефти. Тот слушал пять минут — ровно столько, сколько и в прошлом году, — и сказал, оборвав Зырянова на полуслове:

— В будущем году поговорим. Заходите.

«Вы знаете, сколько всего ассигновано стране?..»

От девяти утра до пяти часов вечера Василий ходил по учреждениям. Вечером он приходил незваный на заседания в институтах и наркоматах и выступал под видом прений с докладом о кембрийской нефти. Непредусмотренный доклад затягивался. Участники заседания протестовали, председатель звонил, законный докладчик скандалил, но Василий продолжал говорить.

Глава 7

«ПРОЦЕСС ИДЕТ МИЛЛИОНЫ ЛЕТ, Я ЭТО ПРОСЛЕЖУ НА ОПЫТЕ»

Он вошел в спящее общежитие весь в поту от усилия преодолеть неврастеническое изнеможение и сел на кровати осторожно, чтобы не разбудить Алиева.