Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ершел

— Законодательная система людей несовершенна.

— Но она лучше одиновской, достойной сгинуть в пламени Муспельхейма. Та же дактилоскопия, — Раиду смутно помнил давний разговор с Мастером и Фену, но еще мог блеснуть знаниями.

— Человеческая система обязывает, подчеркиваю, обязывает найти виновного, — Алгир смешивал помидоры и огурцы с белым муссом, а Раиду, тем временем, осваивал яйцерезку — вот для нее электричество не требовалось. Тонюсенькие полосочки металла резали не только яйца, но и прочие мягкие овощи. — А если его нет, то улики подбрасывают или еще что-нибудь в этом духе — слушаю радио — вечно скандалы, особенно заграницей.

Раиду никак не отреагировал на подобное заявление. Он добавил

картофель с яйцом в овощи и теперь смешивал их с белым муссом — и зачем он нужен? Придает какой-нибудь изысканный вкус? Землянин поставил вариться мелкие овощи, от которых шел густой пар, заполнивший комнату приятными ароматом. Раиду огляделся, выискивая ненасытным взором, что он еще не освоил из техники кухни. В углу стояла огромная машина для стирки белья, а около холодильника — микроволновка. Нарезав хлеб и положив на него сыр, ученый под пристальным наблюдением Алгира поставил их в обманчиво холодный ящик на целую минуту — бутерброды закружились на тарелке в чудном парном танце — только музыки не хватало.

— Ты говорил, что женат. Не страшишься столь открыто нарушать наши законы?

— Раиду, ну что ты лезешь под кожу?

— Я не собираюсь перед тобой пресмыкаться, как и перед нашими законами. Я понять хочу, как ты не боишься спать со смертными и давать жизнь полукровкам? — несмотря на хмурый взгляд собеседника, естественник не собирался отступать: брать в законные жены краткоживущих смертных — это немыслимо и чревато разоблачением.

— Ладно, рассказываю. Вот ты был женат? И не смотри на меня волком. Я тебе под кожу не лезу, просто ответь.

— Нет, не был, зато мой брат…

— Стой. Хватит. Не надо. Ты не женат, семейную жизнь не представляешь. У меня было семь жен и несколько детей, — Алгир захрустел пережаренным бутербродом, буквально насильно впихивая второй в рот Раиду, словно надеясь занять его едой и пресечь таким образом новые вопросы. — Я сначала, по наивной глупости, заводил своих. С первой женой у нас их двенадцать было, трое выжили. Ты знаешь, я ведь и сам только на половину ас, а дети были и того хуже. Моя кровь плохо на них сказалась. Кто-то из них жил в два раза дольше людей. Представь, девочке десять зим, а ведет себя на пять — вот мать с ней намучилась. Одному немного магии передалось. Я не маг, но в роду, видно, были. Он в цирке выступал с фокусами. Знаешь, до сих пор, до двадцать первого века пишут книжки, объясняют его фокусы, разоблачают. Я читаю и смеюсь, ведь все же взаправду было, а профаны пытаются подвох найти. Со второй женой из четверых детей выжил только один. Я тогда владел угольными шахтами, передал их перед смертью сыну. Так он их сберег. Я думал, он пень, все промотает, ан нет. Я тут недавно на свою шахту в гости ездил — там сейчас мой правнук заправляет, а мой парадный портрет на стене висит. Вот. А с остальными женами у меня были не свои дети, а их. Я чего хотел сказать, всегда много вдов или разведенных с детьми. Я вырастил пару десятков приемных детей. Сейчас вот у меня их двое. Удо и Федерика — заносчивые курицы.

— И самки людей соглашаются вступать с тобой в брачную связь, зная, что этот союз не принесет им новых полноценных детенышей? — Раиду не на шутку заинтересовался этим странным феноменом. Он был одним из лучших естественников и прекрасно знал, как должен жить и развиваться каждый биологический вид. Неужели человек пытается спорить с природой?

— Ну Раиду, ну ты сказанул! «Самки людей»! — Алгир хлопнул по столу с такой силой, что зазвенели бокалы, стоящие на верхних полках. — Ну давай, раз ты так настаиваешь, изъясняться биологическими терминами. Как ты изволишь говорить, самки, современные самки людей не хотят иметь более одного-двух детей, то есть, прости, детенышей. Последние шестьдесят зим такая тенденция.

— Но они же вымрут.

— Вот ты не пень, а человеческие самки, да

и самцы тоже — пни. Меркель недавно дурь какую-то несла насчет деторождения. Нечего делать женщине в политике, нечего. Женщина для чего нужна? Дарить цветы, писать стихи и петь серенады, а женщина в политике… Но не думай, я темы не теряю. Вымирание. Я вот собираюсь вымереть году в сороковом, Удо тогда будет тридцать семь — уж как-нибудь без меня будет делать домашки по математике.

— Это нечестиво, — буркнул Раиду. Человечество, которое он только-только начал боготворить, опять представало перед ним в самом гадком свете. Такими темпами оно вымрет до того, как он успеет осчастливить Асгард всеми изобретениями. — А как ты умираешь?

— С помощью наших магов. Тебе сколько зим?

— 1796.

— Не надо мне жутких асгардских цифр, ты мне по-человечески скажи, 26. А мне 36. Я оживаю всегда на десять зим моложе, а умираю зим на двадцать старше. Да, приходится каждый раз изменять внешность, но это не так и страшно — я уже освоил человеческое искусство перевоплощения.

— Зачем?

— Раиду, ты же способным был вчера, что с тобой сегодня случилось? — Алгир поставил на стол все то, что они с таким трудом приготовили: салат, вареные овощи и жареную рыбу. Только сейчас ученый почувствовал себя по-настоящему голодным и набросился на пишу так, как привык, то есть руками. И лишь поймав на себе гневный взгляд Алгира, поспешил взять человеческие приборы.

— Ты точно переспал, — махнул рукой Землянин, откладывая себе часть салата. — Я маскируюсь, чтобы отличаться от своего прошлого воплощения. Вот смотри: я родился в 1981 году. Сейчас мне 32, почти столько, сколько на самом деле. Где-то в пятьдесят я умру. Легче всего умирать во время взрыва или еще где-нибудь, где от трупа ничего не остается. У меня традиция есть: каждый год хожу на кладбище к своим прошлым воплощениям, сижу там, выпиваю, вспоминаю свои прошлые подвиги. Иногда встречаю там своих потомков.

Алгир ловко управлялся человеческими приборами, умудрялся говорить и есть одновременно. Естественник же мрачно смотрел на вилку — в руках Локи даже этот маленький трезубец мог бы стать опасным оружием.

— Ладно, вставай, пошли вертолет запускать, а потом почитаешь местную газету.

— Что? — Раиду был сытым, довольным, его опять клонило в сон, а идти гулять ему совершенно точно не хотелось, как и работать над человеческими открытиями. Хотелось лечь обратно на тот странно мягкий диван — такой непривычный после нескольких столетий спанья на досках — и забыться сном без сновидений хотя бы на три ночи.

— Думаю, тебе понравится, — Алгир уже стоял в прихожей и надевал кроссовки или ботинки — Раиду их плохо различал. — Пошли.

Естественнику ничего не осталось, кроме как поплестись за своим неугомонны хозяином. На улице было темно. Точнее было бы, если бы не фонари, освещавшие яркими навершиями пятачок земли вокруг себя. Раиду залюбовался проводами с лампочками — если бы они оказались в поселении… Вдруг мимо него что-то вжикнуло. Ученый вздрогнул и перевел мечтательный взгляд с фонарей на… вертолет! Или это был самолет? Он видел вертолеты только на картинках: сперва в книге, потом во всемирной паутине, а этот маленький летал прямо над головой. Он подчинялся Алгиру, точнее, пульту управления, который тот держал в обеих руках. У Раиду перехватило дыхание. Когда-то давно он дружил с мальчишкой-магом, который мог поднять в воздух деревянную птичку и спустить её с холма на луг. Это простое действие требовало огромных энергетических затрат, но подобное обстоятельство не мешало еще совсем юному Раиду завидовать другу настоящей черной завистью. Он знал, что никогда так не сможет, ведь он не маг. И вот теперь, спустя столетия, перед ним стоит тот, кто с помощью замысловатого прибора управляет, да не маленькой щепкой, а огромной сложной конструкцией!