Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
— Я ничего не понимаю, но мне иногда кажется, что Хагалар специально хочет разрушить все, что мы с таким трудом создавали эти полгода! И жизнь Локи заодно. А ведь он наш бог! — напомнила Беркана.
— Он наш друг, — добавил Ивар.
— Он наш царь! — вмешался Раиду
— Он наша головная боль!
Как гром среди ясного неба в комнату широкими шагами зашел Хагалар, ставя точку в приписывании царевичу различных званий. На него обратилось две с половиной пары недовольных глаз, с теми лишь различиями, что одни метали молнии, другие пытались укорить, а последний метался
— Хотя нет, — прибавил Хагалар. — Он моя головная боль. Как вы себя чувствуете, дети?
— Ты еще смеешь приходить к нам?! — заорал о ответ Раиду.
— Я забочусь о своем фелаге, — гордо и пафосно изрек маг, обводя всех насмешливым взглядом, в котором не читались ни забота, ни беспокойство.
— Ты считаешь, что мы сможем остаться фелагом после того, что ты сделаешь? — спросила Беркана. Она никак не могла решить, за кого она: за Раиду или за Хагалара. Она бы предпочла не принимать ничью сторону, не вмешиваться в политические игры и никогда о них не слышать, но это было невозможно.
— А кто нам помешает? — весело откликнулся маг. — Я собираюсь лишь наказать ребенка, а не убить или покалечить. Да вы и сами знаете, что розги болезненны, но не опасны.
Веселого настроения главы магической ветви науки ученые не разделяли.
— Для меня первое наказание чуть не закончилось смертью, — с грустной улыбкой произнес Ивар, нарушая опасную тишину, предвещавшую бурю со стороны Раиду.
— Я помню, — ученый буркнул что-то маловнятное и закрыл глаза, чтобы не видеть Вождя.
— Как так могло быть? — удивилась Беркана. — Ведь целитель всегда рядом! Он останавливает экзекуцию, если появляется опасность для жизни.
— Меня чуть не убили не розги, а собственная глупость. — Вождь и Ивар одновременно усмехнулись. Признавать свои промахи всегда неприятно, но естественник умел делать это красиво и с достоинством. — Это было давно, когда мы с братом только попали в поселение. Меня и одну из моих ближайших подруг обвиняли в достаточно грязном деле. Мы знали, на что идем, но посчитали, что даже если нас поймают, то ничего особенно страшного не сделают. А когда нам вынесли приговор в виде двухсот ударов, я оробел…
— Но почему? — недоуменно спросила Беркана. — Разве твоя семья…
— Потому что в то время в законах не было прописано, чем наказывают. У меня не было сомнения, что речь о кнуте. Ведь в большом Асгарде, если наказание публично, оно всегда проводится кнутом. Двести ударов — это медленная и очень мучительная казнь. Я решил, что лучше совершу самоубийство.
— Цианистый калий — хороший выбор, — довольно усмехнулся Хагалар.
— Мастер естественной науки рассказывал? — удивился Ивар — маг кивнул. — Он спас меня. По воле случая он нашел меня в тот момент, когда я уже взял в руки яд. Правда, он долго не мог понять, зачем мне травиться. А я столь же долго не мог понять, почему у него мой выбор вызывает такое недоумение.
— Ты нас очень насмешил, — улыбнулся Хагалар. — Мы даже внесли поправки в законы, чтобы они не предполагали двойного толкования.
— Вождь, ты и сам знаешь, что Локи истязают дома. Почему же хочешь наказать его именно
— Сядь, а то твои раны в жизни не заживут, — маг мягко усадил естественника и приземлился рядом. — Вы все недооцениваете Локи. Он не один из нас, он опытный воин, что ему розги? Конечно, мне ли не знать, что розгами можно принести невыносимые страдания…
— Только попробуй! — Раиду резко открыл глаза.
— При желании даже не двумястами ударами, а сотней можно убить. — Хагалар наслаждался всеобщей паникой, отмечая про себя, что напугать ученых до безобразия просто. — Но я не собираюсь причинять вреда нашему любимому сыну Одина… И вообще, дети мои, он покалечил вас. Вы готовы ему все простить и забыть. А что будет дальше? Из-за каких еще его глупостей мы пострадаем? И ладно мы, он сам! Я не могу быть с ним круглые сутки, а я за него отвечаю. И я не могу допустить, чтобы он, убедившись в своей вседозволенности и безнаказанности, покалечился. И разве вы такого будущего желаете своему дорогому… ммм, другу? — маг вопросительно уставился на исследователей.
— Маловероятно, что мы сможем остаться друзьями, — грустно заметил Ивар.
— Так была ли эта дружба вообще? — Хагалар как-то странно усмехнулся. На миг всем показалось, что его зрачки стали вертикальными. — Я отвечаю за детеныша Одина и, в отличие от вас, вижу, во что он постепенно превращается. Боль вправит ему мозги.
«И надеюсь, с первого раза», — злорадно подумал маг, покидая помещение. За спиной воцарилось не предвещающее ничего хорошего молчание.
— Ушел, — тихо сказала Беркана.
— Вот и славно, — кивнул Ивар. — Без него спокойнее.
— И все же я его убью, — процедил сквозь зубы Раиду.
— Скорее он убьет тебя. — Ивар устало прилег на лавку. — Брат, не нарывайся. У Хагалара в руках власть.
— Он не станет использовать ее против нас, — убежденно сказала Беркана. — Мы же вместе работаем.
— Я бы на это не надеялся, — покачал головой Ивар.
Беркана хотела было возразить, но тут в комнату вошла Кауна с медикаментами в руках. Дочь Одина и без намеков поняла, что ей пора уходить: все же больным нужен покой. Раиду делал все, чтобы чувствовать себя очень плохо, а Ивар быстро уставал, хотя и не подавал вида.
На улице шел мелкий дождь, а из-за сиреневых туч просвечивало тусклое летнее солнышко. По узким улочкам сновали ученые и рабочие, занятые повседневными делами. Они все проходили мимо, не обращая ни малейшего внимания на магиолога, и никто, ни одна живая душа не знала, какая тяжесть лежала на душе бедной девушки, с какой неохотой шла она к себе.
Песочные часы показывали середину дня{?}[три часа дня] — обычно в это время Беркана ложилась спать. Переехав в поселение, она обнаружила, что в ночные часы сидеть за книгами и мечтать о магии Мидгарда приятнее: почти никто не мешает, а темнота ночи настраивает на романтический лад. Беркана любила ночь много больше, чем день. Зимой она вообще не видела белого света — просыпала все немногочисленные светлые часы. И пускай потом страдала от усталости, ночные чудеса того стоили.