Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
Как сквозь туман девушка слышала слова поддержки, столь необходимые, желанные. Она не могла жить без мужчины, которому доверяла бы полностью. Вождь еще что-то говорил, но она не слушала — крепко прижалась к нему всем телом, зажмуриваясь и благодарно стискивая его в объятиях, как в далеком детстве — и то самое детское тепло растеклось по ее телу. Горячие руки мастера обняли ее, даруя утешение. Поверить, что эти же самые руки принесут в скором времени нестерпимую боль самому сыну Одина, было просто невозможно.
— Хагалар, может быть, я была и маленьким ребенком, но многое помню. И кто ты на самом деле — тоже! Я помню, как ревновала тебя к царевичам, помню, как ты носился с ними, как объяснял мне, что их жизнь гораздо сложнее моей, что у них не родители, а цари. Я же все это помню! Ты же любил их. Как и меня! — тараторила Беркана. В ее голосе сквозили отчаяние и тоска. — Я и сейчас люблю вас, — тихий голос был переполнен нежностью. Одинсдоттир подняла голову, разглядывая такие знакомые черты лица. Как ей хотелось верить, что этой любви достаточно! Хагалар всегда был ее защитником, «забором», как выразилась Фену, он просто не мог принести кому-то боль! Да, это всего лишь глупая ложь, в которую она не должна верить. — Любишь, но… Локи не должен был знать обо мне, а ты ему рассказал. Ты обещал, что будешь защищать его, а вместо этого
Беркана попыталась стереть катящиеся по щеке слезы и хоть немного успокоиться. Неожиданно ей стало легче. Чересчур живые ужасы поблекли под влиянием рассудительного голоса, который всегда все ставил на свои места. Если Хагалар говорит, что любит, значит, серьезной боли не причинит, она должна в это верить. Но ведь… Дочь Одина слишком хорошо знала мастера магии, и многое оставалось для нее непонятным.
— Я в детстве, — начала она, выдавив из себя слабое подобие довольной улыбки, — может, и маленькая была, но любопытная. И когда вы с матерью выставляли меня за дверь, далеко не всегда уходила. Ты доказал маме, что с ребенком всегда можно договориться, а если не понимает, то в качестве наказания запереть или поставить в угол. Я только тебе обязана тем, что прожила длинную жизнь, ни разу не столкнувшись с болью. А теперь ты изменяешь своим принципам! По отношению к Локи, к тому, кого любишь, кого защищал от гнева Одина! — Беркана уже почти кричала, не справляясь с собой, вспоминая другие, не такие страшные, как ей самой казалось, картины. Отдых на южном побережье, где ей посчастливилось столкнуться с царской семьей. — Я восхищалась тобой, восхищалась тем, как ты встал на защиту Локи против самого царя. Один казался мне таким страшным, а Локи — таким маленьким и беззащитным. Ты прикрыл его своим телом. Ты стал для меня настоящим героем, ведь ты посмел сразиться с самим Одином Всеотцом! — Беркана до мельчайших подробностей помнила события минувших дней, их не удалось стереть ни времени, ни новым впечатлениям, ни новым страданиям. Один Всеотец поразил ее до глубины души своим величием, а Хагалар — своим бесстрашием. В этом сражении двух мужчин виновник происшествия отходил на второй план. — Но Локи вырос, твои принципы изменились! Настолько, что ты своей рукой собираешься бить того, кого обещал оберегать. Я не понимаю тебя, а ведь ты моя единственная опора! Я не знаю, что и думать, — Беркана резко замолчала, стараясь сдержать новый поток слез. Нет, она не может постоянно предаваться эмоциям и рыдать — терпение Хагалара не безгранично. Да и слезы не принесут желанного облегчения. — Беркана, ты хоть раз подвергала чужие жизни или весь Асгард опасности? — Мастер магии грубо сжал ее подбородок, силой вынуждая поднять голову — теперь она смотрела ему прямо в глаза. — Твои шалости, по-другому я их не назову, ни в какое сравнение не идут с тем, что натворил Локи. В детстве его проступки ничего не значили для других, никому не угрожали и не вредили. Но если он продолжит считать все происходящее детскими играми… Ты хоть понимаешь, что он мог не просто покалечить, а убить и тебя, и наших дорогих естественников? Не самая легкая смерть. Я был на войне, я видел, как страдают умирающие, истекающие кровью! Я видел их лица, искаженные дикой болью! Я слышал, как они в ужасных муках издают последние вздохи, слышал, как рыдали их родственники от безысходности и от осознания того, что им невозможно помочь! Я был тому свидетелем! Это, по-твоему, шутки?!
Кровь. Страх. Боль. Все смешалось в голове Берканы. Она никогда не видела настоящей войны, не чувствовала ее вкуса и запаха, но богатое воображение подкинуло такие невероятные ужасы, что Дочери Одина пришлось крепко зажмуриться, чтобы не поддаться отчаянию и не разрыдаться в очередной раз.
— Ты хочешь, чтобы однажды он принес всем нам смерть? Локи давно не ребенок, он побывал и царем, и покойником, он должен отвечать за свои поступки. Во всем надо знать меру, чувствовать грань. А он ее перешел, и даже мои принципы не могут ничего изменить. Ты же… ты другое дело.
— Но ведь можно поступить проще! — воскликнула Беркана в ответ, справившись со слезами и обретя дар речи. Ей в голову вдруг пришла простая, но дельная мысль. — Зачем ты воюешь с Локи вот уже полгода?! Он презирает тебя, как и всех нас, потому что не знает, кто ты! Почему ты не можешь рассказать ему правду? Если тебе тяжело, я могу это сделать сама! Все эти тайны только усложняют жизнь. Без них все изменится. — Беркана, как будто ты не знаешь Локи: он все поймет по-своему и решит, что мы с Одином заодно. К тому же, не забывай, фактически я его бросил, как и тебя, и Тора. Останься я — и ваша жизнь сложилась бы счастливее. Думаешь, он обрадуется правде? Скорее от ярости разрушит поселение или весь Асгард. Ты этого хочешь?.. — Нет! — крикнула Беркана в ответ, ощущая внутри странную ярость. Ярость и злость от того, что она запуталась и никак не может найти выхода. — Я просто хочу тебя понять. Я всегда верила тебе! Я знала, что и я, и Тор, и Локи дороги тебе! Я думала, что знаю тебя полностью! Скажи, если бы я была на его месте, ты поступил бы также? — Я знаю, что ты бы так никогда не сделала. Локи много неразумнее тебя, — последовал спокойный ответ — Но и я не безгрешна! — Беркана выпуталась из объятий и встала, с трудом преодолевая себя. Ее переполняли смешанные чувства: в душе царил не то восторг, не то страх. Она никак не могла побороть бурю эмоций внутри и сама не знала, сможет ли рассуждать здраво: — Ты… ты ведь готов защищать нас от любой опасности, кроме самого себя?.. — Да, Беркана. И от себя самого тоже. Лишь бы вы, дети, ни в чем не нуждались и жили спокойно, пока я в состоянии присматривать за вами, — вздохнул Хагалар. На душе неожиданно стало спокойнее. — Значит, ты все это делаешь из любви и желания защитить Локи от самого себя? — И как она могла в этом сомневаться? — Конечно, милая! — Маг встал и обнял ее, возможно, чуть крепче, чем она того хотела. — Ради вас я готов на все, даже отступиться от собственных принципов. Поверь, наказание будет для него хорошим уроком, а для всех нас — залогом спокойной жизни. — Тогда объясни ему это. Он же не понимает и может начать мстить, — Беркана прикусила губу, не зная, стоит ли продолжать, но все же решилась: — Я… боюсь его, несмотря на клеймо. — Я обещаю, что поговорю с ним. И ничего не бойся — пока я жив, я не позволю Локи навредить ни тебе, ни себе, ни кому бы то ни было еще! — Спасибо тебе! Спасибо за все! — Беркана обняла мастера настолько крепко, насколько могла. Наконец-то все встало на свои места. Внутри растекалось успокоение. Шестое чувство подсказывало, что нужно уйти, что она и так узнала слишком многое, больше даже, чем надеялась узнать, что она не имеет права раскрывать чужие тайны, но… она не могла. Привычка детства — во всем доверять Хагалару, тому, на кого всегда можно положиться — толкала ее на то, что в обычном мире назвали бы предательством. Правда, сейчас она думала об этом меньше всего.
— Я не должна тебе говорить, но Ивар и Раиду не разделяют твоих убеждений. — Щеки пылали краской стыда, в горле сжимался тугой комок, мешая говорить, но Беркана продолжила, с трудом превозмогая себя: — Они не понимают и… не хотят понимать, что ты заботишься о Локи больше, чем каждый из них.
— Это сложно понять, девочка моя. Локи для всех идол, и они не знают, что мы с тобой связаны с ним гораздо сильнее. — Ты не понимаешь! Раиду хочет убить тебя!
Хагалар лишь беззаботно рассмеялся в ответ. Тем заливистым смехом, каким смеялся очень давно, когда приходил на ужин к матери Берканы, когда они шутили за вечерней трапезой, обсуждая невзгоды прошедшего дня. Магиолог ожидала какой угодно реакции, была готова даже к тому, что Хагалар накричит на неё, обвинив в предательстве, или в порыве гнева вышвырнет за дверь, но такого поведения она точно не могла предвидеть. Маг смеялся так, будто ему только что рассказали наипошлейшую историю, а не предостерегли от близкой смерти.
— Поверь, я пережил гораздо более страшные вещи, и метания этого буйного ребенка мне не страшны. Я должен потерять веру в свои силы до последней капли, чтобы начать страшиться крестьянина. — Я беспокоюсь не за тебя! — выпалила Беркана, все больше изумляясь черствости Хагалара. — Он тебя не убьет, но ты можешь его изгнать и тем самым отправить на верную смерть! — Он мне никто, в отличие от вас с Локи, поэтому ему я поблажек делать не стану. Я мастер, и два исключения не делают меня богиней милосердия. Все будет зависеть только от него, быть может, он передумает.
Беркана лишилась дара речи. В словах Хагалара было страшное подтверждение. Так то, что говорил Ивар — правда? И тогда… тогда для Хагалара совместная работа совсем ничего не значит, и он будет отправлять свои обязанности мастера, несмотря ни на что? Одинсдоттир никогда не питала к Раиду каких-либо светлых чувств, но последние месяцы почти не расставалась с ним: и в работе, и в забавах они были вместе. Он не был для нее другом, но был одним из самых близких асов поселения. Он постоянно присутствовал в ее жизни, и ей хотелось сохранить привычный порядок вещей. Убедить в чем-либо Хагалара невозможно, значит, придется все делать самой. А сможет ли она? Что за вопрос, конечно! Теперь, когда всё прояснилось, она должна сделать всё, что в её силах!
— Я сделаю все, чтобы ничего не случилось! Знай, он хочет отравить тебя неизвестным в Асгарде ядом.
Хагалар только гордо усмехнулся, лукаво прищурив глаза.
— На меня не действует ни один яд. Меня травили почти в каждом мире, но, как видишь, я жив и здоров, так что не стоит за меня волноваться, я не собираюсь умирать на радость некоторых особ. — Не действует яд… — рассеянно пробормотала Беркана себе под нос, пытаясь одновременно внимательно слушать Хагалара и придумывать какой-нибудь хитроумный план по примирению фелага. — Ты так суров к тем, с кем работаешь… Ты точно живой?.. Прости, это глупый вопрос. Я… не знала, что ты так силен… И я хочу мира. Я хочу попробовать объяснить Ивару и Раиду твою позицию. Но как? — Попробуй объяснить мотивы. Еще раз повторяю: это уже их выбор. Ты им ничем не обязана.
Беркана вздрогнула, подняла тоскливый взгляд на Хагалара и, стараясь не заплакать в очередной раз, закусила нижнюю губу: как же больно было слышать подобное! Привычный мир перевернулся с ног на голову, доставляя невыносимые страдания. С каким безразличием говорил мастер магии о тех, с кем работал уже полгода, с кем обсуждал сложнейшие задачи, с кем… делил внимание Локи! Разве этого не достаточно для того, чтобы…
— Но они мои друзья! Мы вместе играем в карты. Я с ними. И с тобой. Я разрываюсь. А я не хочу так… — Беркана совсем сбилась и стушевалась. Она сомневалась, что стоит продолжать эту бессмысленную беседу, поэтому решила как можно быстрее распрощаться. — Спасибо, что объяснил мне все. Я думала, что тобою движет только жажда мести, что ты хочешь забить Локи до полусмерти, сломить его и заставить беспрекословно подчиняться. Но теперь я вижу, как сильно ошибалась! Я благодарю провидение за то, что именно ты рядом со мной!