Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ершел

Естественник помнил, как Локи разговаривал с тингом, с каким благоговением все внимали каждому его слову.

— Я требую объяснений, — говорил бог железным тоном. — Как так получается, что у вас есть еда даже тогда, когда крестьяне Асгарда умирают с голоду?

— Тут нет никакой тайны, солнце, — невозмутимо начал мастер логистики, одарив раздраженного царевича донельзя спокойным взглядом. — Ответ прост: у нас есть удобрения. К тому же мы знаем несколько секретов, как сделать менее плодородную почву более плодородной.

— И почему вы скрываете ваши технологии от большого Асгарда? — злобно поинтересовался Локи, яростно прищурившись.

— Понимаешь ли, моё юное дитя, — отозвался Хагалар, и Раиду едва удержался от ответных оскорблений, — даже если бы мы пожелали обратить окрестные скалы в цветущий сад, у нас бы ничего не вышло. Как ты, наверное, успел заметить, жители деревень нас недолюбливают, а если совсем честно, то ненавидят. Они скорее сдохнут с голоду, чем воспользуются нашими удобрениями или иной помощью.

Локи ничего не ответил, однако в зеленых глазах зажглась решимость истинного бога и полководца.

Этот

разговор произошел незадолго до пытки, поэтому Локи ничего не успел сделать, однако сразу же после расправы потребовал часть удобрений и материальных «секретов». На редко задаваемые вопросы он отмалчивался и продолжал упаковывать ценный материал. Сложив все в мешок, он уехал за пределы поселения, не предупредив Хагалара. Благо, на тот момент мастер магии был чем-то сильно занят, а никто посторонний Локи не выдал и желания останавливать не имел. Вернулся царевич только ночью. Усталый, но довольный. На вопросы не отвечал, но одаривал всех окружающих довольной улыбкой. Потом он еще несколько раз отлучался, и Хагалар, хоть и знал обо всем, не устраивал скандалы и разбирательства. Он вообще сильно изменился после избиения бога, и Раиду был уверен, что без магии Локи тут не обошлось.

Жители соседних деревень, которых Локи насильно согнал помогать ученым, все еще относились к висельникам с настороженностью, но былой жуткой ненависти не выказывали и даже помогли провести разведку на местности. Некоторые сами выразили желание сопроводить ученых до места предполагаемого бурения и защитить от других крестьян. Это дорогого стоило. Никогда раньше поселенцы не получали помощи от соседей, но сейчас все изменилось. Бог все изменил.

Разведку на местности фелаг уже провел и вот-вот собирался приступить к бурению. К вести о том, что отопители погрузили в телеги буровое оборудование и запас труб для линии, связывающей источник с поселением добавилась вторая — команды, работающие с электричеством, наконец, подобрали идеальные материалы для анода, катода и электролита. Постоянный ток получили при помощи лития — активного, нестабильного элемента, так и норовящего взорваться. И пускай пока еще заряжать от него ноутбуки и мобильные телефоны не получалось, ученые были близки к разгадке силы тока: золото и литий работали превосходно. Сразу два фелага заметили, что электричество связано с магнетизмом, и пытались понять, возможно ли заставить магниты производить ток? Если да, то все силы придется бросить на разработку новой теории.

Если бы и каскет, даровавший Раиду неслыханное везение познакомиться с самим богом, обнаружил хоть часть того же успеха, то ученый чувствовал бы себя на седьмом небе от счастья, но нет! Лагур и так сделал за него почти всю работу — разгадал тайну артефакта, наглядно показал, почему эксперименты противоречили друг другу. Дело оставалось за малым, но это малое упиралось в одно большое но. В Беркану. С реактивами нельзя было работать, пока ученые не знали, с помощью какого заклятия огня етуны создали каскет. Вариантов было не более десяти, магиологу требовалось просто перебрать все возможные комбинации и найти истинную. Но кто же мог подумать, что она будет работать так медленно! За то время, что Раиду полностью разобрался с трубами и договорился с крестьянами из соседних деревень, Дочь Одина проверила всего два варианта из десяти! Она будто специально ленилась, а стоило наорать на нее, как тут же начинала путаться в словах и цифрах! Раиду моментально выходил из себя, как только видел знакомое мешкообразное платье, а уж при разговоре никак не мог сдержать себя. Даже Хагалар не вызывал сейчас такой жуткой ненависти и раздражения, как его протеже! Когда ученые только начинали работать, естественник не понимал, зачем им в команду магиолог? Сейчас же он жалел, что магиолог только один. Хотелось как можно скорее завершить работу и вручить богу восстановленный каскет, но для ускорения процесса пришлось бы вводить в курс дела постороннего. Обучение заняло бы недели, если не месяцы, поэтому Раиду продолжал давить на Беркану, а беззащитная Беркана бледнеть от одного его косого взгляда. Окрыленный успехами он был готов работать без перерывов на сон и пищу, не допуская даже мысли о том, что кто-то не разделяет его устремлений успеть до приезда бога, а потому совершенно не ожидал, что однажды ранним утром не обнаружит Дочь Одина на рабочем месте — пугливая девчонка не выдержала постоянного натиска и сбежала! Раиду почувствовал, что вся его прежняя раздражительность — ничто по сравнению с той яростью, которую он испытывает сейчас. Одинсдоттир очень повезет, если хотя бы сегодня она не попадется ему на глаза.

Беркана почти не сомневалась в том, что Каскет окажется родственным мечу Суртра. А очевиднейший способ проверки оказался недоступен, ведь, по словам Ивара, меч томился в Етунхейме у целительницы Менглед. Если артефакты родственны, то стоит поднести их друг к другу — и любой маг почувствует колебания, неосязаемые для обычного аса. Одна проверка избавила бы Беркану от ненавистной каждодневной работы. Раиду словно с ума сошел: он требовал от нее, ни много ни мало, работать двадцать четыре часа в сутки, а Ивар, вместо того, чтобы поставить на место зарвавшегося брата, пропадал в лабораториуме с осколками Тессеракта. Он предложил привести в поселение царевен Етунхейма и расспросить их о каскете, но все понимали, что риски слишком велики, а выкрасть у Менглед меч Суртра невозможно. Лагур не появлялся в лабораториуме с тех пор, как Раиду объявил, что теперь все зависит от магиолога, и что пока она не определит оснОвную магию каскета, у естественников связаны руки. Беркана, которую в последнее время бесцеремонно поторапливали и вечно упрекали, обвиняя в невиданной медлительности, чувствовала себя проклятой узницей Хельхейма. Ее в дрожь бросали даже воспоминания о портретах и пейзажах, которыми хвастался Ингвар. Его настолько восхитил туманный мир мертвых, что

он ходил по поселению петухом и демонстрировал всем желающим, какие жуткие муки ожидают их в подземном мире. Особенно всех ужасал огромный пес Гарм и великанша Морвид. Беркана, насмотревшись на наглядные перспективы загробной жизни, перепугалась насмерть и, не помня себя от жуткого страха, попросила узнать у Хель, за что именно попадают в Ностронг. Неоднозначный ответ богини не успокоил трепещущую душу: «Туда попадают те, кто чувствуют свою вину перед миром». И как понять, чувствуешь ты ее или нет? А если вдруг сейчас не чувствуешь, а когда умрешь, то почувствуешь? Да и Беркане было, за что корить себя! Никогда она не боялась смерти. Боялась боли, но не смерти. Была уверена, что ее ждет лишь скитание в мире душ, в сером, скучном, безболезненном мире, а теперь оказалось, что боль, от которой она бегала всю жизнь, придет за ней в виде невероятных мук в посмертии! Розги ничто по сравнению с ядом, разъедающим плоть! Несколько минут боли не сравнятся с нескончаемыми, мучительными годами томления в змеином чертоге! Единственный способ оттянуть попадание в Ностронг — жить как можно дольше! Осознав эту простую истину, Беркана отправилась в дом снабжения и переоделась в почти точную копию защитной одежды Локи — так она обезопасит свое тело. От всего, кроме ядов. А вдруг ее отравят? Но ведь некому! А вдруг есть, кому?

Подобные мысли не давали сосредоточиться ни на каскете, ни на обезумевшем Раиду. Беркана даже выпросила себе флюгер: волшебного петушка, который стоял у входа и предупреждал, если кто-то приближался к лабораториуму. Так Дочь Одина надеялась спастись от Раиду, но толку от игрушки не было никакого: петушок оповещал голосом, а Беркана сидела в шлеме. А если снимала его, то шум улицы слишком сильно отвлекал ее от научных, а чаще просто мрачных мыслей.

Проводя невыносимые, безумно долгие часы в проклятом лабораториуме, однажды уже чуть не ставшем ей могилой, Беркана страдала. Расчеты не давались, цифры прыгали перед глазами, несмотря на то, что она постоянно носила на голове шлем, не пропускающий посторонние звуки. Одинсдоттир понимала, что скоро сойдет с ума от одиночества и отсутствия всякой поддержки. Ее мучила собственная неизбежная участь, она чувствовала, что попадет в Ностронг и теперь в глубине души жалела, что вообще решила послушать россказни Ингвара.

Очередное бдение над бумагами только начиналось, а Беркана уже чувствовала себя выжатой как лимон. Она, совершенно измученная и расстроенная, сняла шлем, вышла на улицу и завела бессмысленный разговор с первым встречным просто для того, чтобы отвлечься от ожиданий посмертных страданий. Дочь Одина клещом вцепилась в какого-то малознакомого мужчину: что-то спрашивала, что-то отвечала. В какой-то момент с изумлением осознала, что перед ней логист Ванахейма. Ванахейм — мечта ее детства и юности. Она с радостью принялась расспрашивать логиста об этом удивительном мире, на несколько минут позабыв ужасные картины Хельхейма. Никогда рядом с ней не было мужчины, который мог показать ей это чудесное место. Только Локи предлагал ей однажды поехать с ним… И с его ужасным отцом.

Ванахейм…

Беркана решилась на самый безрассудный поступок в своей жизни: она направилась к лабораториуму Ивара. Комната была пуста: ученый и его помощники отправились завтракать. Неосмотрительно с их стороны было оставлять осколки артефакта прямо на столе, но ведь сейчас, после побега, никто не посмел бы ими воспользоваться по назначению, ее краткой отлучки не заметят.

Магический камушек заиграл в руке всеми оттенками голубого. О, сколько всего магиолог знала об артефактах теоретически, но никогда не пробовали ни один из них в деле. Беркана сильно сжала чуть влажную руку и, зажмурившись что было сил, пожелала оказаться на рыночной площади Ванахейма. Теперь дело за энергией…

Она думала, что телепорт будет неприятным, обжигающим или еще каким-нибудь, но он был никаким. Просто воздух резко изменился — стал тяжелым и влажным, а температура подскочила на десяток градусов, что моментально отразилось на самочувствии — девушку немного повело в сторону. Она с трудом открыла глаза, боясь поверить в свое счастье и вписаться в ближайший дом.

Ванахейм. Невиданные растения, пестрящие самыми разными цветами и одурманивающе благоухающие, необычайные насекомые с крыльями самых разных форм, глубокое синее небо без единого облачка, от которого невозможно было отвести взгляд! А воздух! Чистый воздух, настолько чистый, что дочь Одина закашлялась с непривычки — в поселении воздух был загрязнен испарениями реактивов. С сияющего лица магиолога не сходила восторженная улыбка, несмотря на то, что появилась она не на рыночной площади, а на лугу неподалеку от деревенских домиков. Маленькие, с соломенными крышами, они казались уютными с первого взгляда. Так и хотелось зайти внутрь, снять с себя тяжелую черную одежду из кожи и отдохнуть от мирских дел. Беркана никогда не видела ничего подобного. Обычным крестьянам Асгарда было не до украшений и уюта, а ученые не придавали значения красоте жилищ. Беркана, за последнее время не видевшая ничего, кроме ужасно надоевшего каскета и голых стен лабораториума, чувствовала, как восторг переполняет ее. Окрестный пейзаж казался иллюстрацией к сказке. В Ванахейме хотелось остаться навсегда. Носить легкие тоги, ходить босиком по траве и не бояться получить ожог от пролитых реактивов, вкушать невероятные по вкусу и виду фрукты, наслаждаться вечным теплом и ярким солнцем. Впервые за долгое время магиолог чувствовала облегчение и искренне улыбалась. Ванахейм во всем отличался от Асгарда: не было показного лоска, какого-то наигранного величия, зато была другая, настоящая красота природы, вместе с которой в гармонии жили ваны. Условия жизни в мире солнца и вечного лета были много лучше, чем в промерзлом Асгарде с его суровым климатом и еще более суровыми законами. Не хотелось сходить с места, хотелось лишь умиротворенно стоять, прислушиваясь к волшебной тишине, и любоваться чудными деревьями, разноцветными бабочками, цветущими…