Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
Столетия напролет Дочь Одина изучала удивительную науку людей. Со всей серьезностью подходила к разработке новой меди — вещества с бесконечно слабым сопротивлением, которое совершило бы переворот в электрохимии; или к жидкости на основе ртути, соли, купороса, золота и спирта, исцеляющей от всех болезней — теперь оказалось, что все это давно в прошлом и даже наукой не считается. Сын Джозефа с явным недоумением слушал ее рассказы о том, что все металлы состоят из ртути: гермафродита среди металлов — текущего, но не мочащего поверхности, и серы — жизненного огня, сгорающего и испаряющегося без остатка; что нашатырь дает масло, твердеющее от огня — мягкое начало эликсира бессмертия; что если правильно обработать атраментум — черную землю, издающую при горении сероподобный запах, то он станет красной или цветущей
Ивар наблюдал за экранной жизнью с огромным вниманием, даже с большим, чем сама Беркана, а потом обсуждал их с сыном Говарда и сыном Джозефа.
— Суть ваших кинематографических лент меня удивляет, — говорил он мягко. — Конфликт везде строится на том, что женщина или мужчина делят постель с несколькими партнерами. Почему ваша мораль считает такое поведение недопустимым, но не считает безнравственным общение мужчин и женщин один на один, а также сожительство до проведения официальной церемонии и выкупа?
— А в вашем Асгарде за измену по головке гладят, должно быть? — сын Говарда предпочитал отвечать в язвительной манере, еще более грубой, чем Локи, последовательно выпивая одну чашку воды с газом за другой. В Мидгарде существовало огромное множество сосудов для пития: каждому напитку полагался свой. Беркана не видела никакой разницы между ними, но людей почему-то огорчил тот факт, что в комнате нашлись только чашки, и газировку пришлось пить из них. Сходить наверх за подходящей посудой поленились.
— У нас вообще нет понятия «измена», — Ивар множество раз за два месяца пытался объяснять очевидные вещи, но получалось неизменно плохо. — Если в дом входит странник, бравый воин, которому сопутствует удача во всех делах, то супруга хозяина дома почитает за честь возлечь с ним и зачать от него ребенка.
— А что же сам супруг? Как смотрит на не своего ребенка? — Тони разве что ноги не положил на стол, а весь его вид выражал крайнее презрение. Он не нравился Беркане, она предпочла бы держаться от него подальше.
— Почему не его? — Ивар давно устал удивляться глупости людей, но виду не подавал. — Ребенок принадлежит тому клану, где воспитан, а чья кровь в его жилах — какое имеет значение? Почему все ваши фильмы посвящены тому, как мужчины или женщины устраивают трагедию из того, что предначертано самой природой?
— Что же именно предначертано самой природой? — Сын Джозефа поднес к губам свою чашку.
— Даже ваша естественная наука признает, что самки обычно выбирают самых могучих, выносливых и лучших самцов, ведь от них самое жизнеспособное потомство, — Ивар встал и чуть склонился, что означало, что его речь будет долгой. Люди, правда, не поняли странного жеста. — Животные ничего не знают о генетике, но поступают в соответствии с ней. И разве не честь для мужчины растить ребенка более сильного, здорового, который сам сможет в будущем продолжить род таких же здоровых и сильных? А мораль, нравственность и характер даст ему семья, тот самый мужчина, который будет его отцом. Обычно крепость тела и физическое здоровье встречаются отдельно от благородства нравственного, и если первое дает природа и гены, то второе — воспитание. И к лучшему будет, если здоровый ребенок попадет в руки того, кто воспитает в нем благородство души и помыслов.
—
Сын Говарда смотрел на Ивара так, будто и в самом деле считал, что происхождение Локи имеет значение для асов. Беркана и рада была бы объяснить ему суть родственных отношений в Асгарде, возможно, у нее получилось бы, но она немного трепетала перед его напористостью и дерзостью и никак не могла решить, на кого он походит больше: на Раиду или на Локи.
— Меня так печалит, что мы не понимаем друг друга, — тяжело вздохнул Ивар. — Попробую объяснить еще раз. Локи может быть хоть последним рабом, но он усыновлен Одином, он выращен Одином, и уже неважно, из какой семьи он происходит. Сын — вовсе не тот, кто родня тебе по крови, тем более, что установить биологического отца невозможно иначе, чем вашими методами экспертизы генов, а их остальные миры еще не знают. Сын — это тот, кого ты воспитал, обучил, поставил на ноги, кому передал свою удачу, кто защищает тебя и пасет твоих овец.
— Пасет овец? — Тони не сдержал приступы истерического хохота. — Я не могу с тобой, асгардец! Кэп, убери колу, налей чего-нибудь покрепче. Я с ними с ума тут сойду. Пасет овец… Локи…
— Я рад, что смог поднять тебе настроение, — произнес Ивар, вставая. — И если фильмы мы больше смотреть не будем, я хотел бы откланяться.
С этими словами он вышел в сад, избавляя себя от очередных бессмысленных вопросов. Беркана хотела последовать за ним, но любопытство победило, и она осталась у дверей. Подслушивать Дочь Одина любила с детства, но считала подобное поведение непозволительным в Асгарде. Среди людей она чувствовала себя более раскованной и дерзкой, тем более что сами люди не чурались подобных приемов. Все, кроме сына Джозефа.
— Это маразм! — донеслось до ее чуткого уха. — Один сплошной маразм. Я недавно пообщался с этим ненормальным, который говорит стихами… да и с Иваром. Они знают закон Ома. Не так называют, но знают. Труды Архимеда и Зенона… Да что про них! Труды Абеля, Паскаля, Ферма! Они откуда-то знают теоремы, гипотезы и доказательства прошлых столетий, но при этом, судя по их рассказам, в Асгарде процветает родоплеменной строй и даже до феодализма им плыть еще море тысячелетий. Одно с другим сочетаться не может! Покалеченная девка вообще заявила тут недавно, что лазурит — минерал! — можно сделать из ртути, серы и нашатыря с помощью, угадай, чего? Возгонки!!! Я спросил у этих липовых ученых, откуда у них все эти знания, они говорят — из книг. Я очень хочу посмотреть на эти книги. Откуда они могли появиться в таком отсталом мире? А ведь еще богами себя считают! Ненормальные. Я решил во что бы то ни стало вывести из себя этого чертового Ивара. Хоть бы что. Хуже дока. Везде эта улыбка, везде зубодробительная вежливость!
— Радуйся, что они скоро уедут, — донесся усталый голос Стива. — Ты сможешь вернуться домой и больше не вспоминать о них.
— Уедут ли? — фыркнул Тони. — Или решат сидеть тут до последнего? Что им три месяца при их бесконечной жизни? Черт, завидую!
Голоса стихли. Возмущенный Тони и что-то тихо отвечающий ему Стив удалились в другую комнату, а Беркана поспешила в сад за Иваром. Разговоры о фильмах, о научных достижениях лишь ретушировали настоящую проблему, вскользь упомянутую сыном Говарда — каскет. За два месяца люди не смогли ничего узнать. Артефакт постоянно был на шаг впереди. Ученые проводили громоздкие вычисления, подставляли голубую жидкость под множество неведомых приборов, но результата не было. А если так и не будет… Беркана хорошо знала, что каскет — сердце ледяного мира, и если оно потухнет окончательно, то мир погибнет. Не сразу — пройдет миллион зим, прежде чем он разрушится, но это будет начало легендарного Рагнарека. Вслед за Етунхеймом исчезнут и другие миры. И все из-за Локи. Не она, так ее далёкие правнуки будут жить в мире, в котором погаснет Солнце, Етунхейм развалится и его осколки уничтожат жизнь во всех девяти мирах.