Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
— У нас нет выбора, — объявил недавно Ивар. — Надо узнавать у Локи, что за магия сломала каскет. И с новыми знаниями возвращаться сюда. Придется надавить на самого сына Одина — других вариантов нет, хотя и признавать это ужасно! Придется соврать про нестабильность каскета.
Лагур пожал плечами, Беркана смолчала, а про себя горько усмехнулась. Скажет Локи, конечно. Он не говорил правды даже отцу, мучившему его, и вдруг расскажет им, проникнется судьбой Иггдрасиля? Да он будет только смеяться. Не зря в человеческих мифах именно Локи — причина Рагнарека. Реальность недалеко ушла от вымысла.
— Возможно, стоит поступить так, — предложил Ивар. — Привести Локи сюда. Если он так боится рассказать нам правду, пусть расскажет местным ученым, от них-то, в случае чего, легко можно избавиться.
Беркана передала идею сыну Джозефа, но тот воспринял
С такими мыслями Дочь Одина шагнула в портал, открывшийся по давней договоренности. Она обещала Стиву, что вернется, но не могла сказать, в ближайшую ли сотню зим.
Наконец-то наступили устойчивые заморозки! Раньше Локи люто ненавидел зимнюю половину года из-за постоянных болезней, теперь же не мог дождаться холодов: ему не терпелось проверить чудодейственные таблетки. С наступлением настоящих морозов он вышел на улицу в одной рубахе и устроил длительную прогулку вдоль Речки. На следующий же день проснулся с ужасной головной болью и температурой. Рабы перешептывались между собой, решая, кому ехать в пургу за царицей, однако Локи велел подождать. Если таинственные таблетки не помогут, придется вызывать мать и придумывать очередные путаные объяснения, но пока есть хоть малейшая надежда…
Он рискнул и выиграл: уже через пару ночей самочувствие улучшилось. Какие же соединения таила в себе небольшая капсула? Сможет ли Асгард создать что-то подобное?
Мидгардские достижения помогли без особых усилий справиться не только со слабостью здоровья царевича, но и с продовольственными неурядицами. Локи отправил на отдаленные хутора повозки с простой мидгардской едой и теперь с нетерпением ждал возвращения гонцов, а еще больше — письма от отца. Одину было, о чем спрашивать воспитанника. Даже если ученые не лгали, и Хеймдаль действительно не видел происходящего в поселении, трубопровод, проложенный по лавовым полям, не заметить невозможно. Локи наслаждался собственной причастностью к грандиозным событиям. Вчера он наблюдал за испытаниями нескольких вариантов шифера и давал добро на покрытие экспериментальных крыш, сегодня рассматривал новые удобрения, способствовавшие росту тепличных помидоров, завтра собирался послушать доклады логистов о покрытии дорог и методах создания асфальта. Работа кипела, ресурсы покупались, а часто и воровались в отдаленных мирах вроде Муспельхейма и Нифльхейма, бесконечное асгардское золото лилось рекой. Локи считал вполне выполнимой задачу превратить туфовую пустыню в цветущий сад всего за несколько зим. Когда-то Асгард смог создать небывалую армию буквально из ничего, воспитать поколение талантливых магов, снабдить их всесильными артефактами, позаимствованными из других миров, так неужто он не сможет возвеличить промышленность Асгарда? Сначала процветание обители богов, потом полная власть над всеми мирами. Он преподнесет отцу то, что никто другой не может — запасы продовольствия, шерсти и прочих ресурсов, сытую, счастливую жизнь — а уж как ею распорядиться, Всеотец решит сам.
Царевич был окрылен идеями и планами. Для всех он сын Одина, и именно здесь, в поселении отверженных, он в полной мере осознал, насколько могущественен этот титул. Во дворце он всегда был лишь младшим братом великого Тора, здесь же с ним обращались,
— Ничего особенно страшного не случилось, — говорили поселенцы. — Заклинание быстро удалось нейтрализовать, а Раиду не пострадал бы, если бы не нарушил правила безопасности и не вышел бы на улицу.
Локи не стал спорить, но про себя удивился, что никто не винит Маннара, хотя это была его обязанность: следить за заклинаниями. Когда Локи пришел к нему с обычным вопросом, мол, как такое могло произойти, то услышал следующее:
— Я и сам не знаю. Получилось как-то. Заклинания — они такие, им простор нужен и воздух. Сидеть все время взаперти им жутко до невозможности. Нельзя же так с ними.
Локи сделал совершенно не обрадовавший его вывод, что хранитель заклинаний чуть ли не собственноручно отпускает их на волю, несмотря на смертельную опасность. Сперва Беркана лишилась половины лица, теперь Раиду выбили зубы. И это только среди тех асов, кого Локи знал лично. Царевич давно заметил, что с ним знакомятся, в основном, те, кого наука еще не покалечила. В поселении жило достаточно уродов, но Локи видел их только издалека: они не стремились подходить к нему, не входили в фелаги, с которыми он активно контактировал. Его будто специально ограждали от ужасов поселения, но зачем-то подсунули в первый же день Беркану…
Вопросов и подозрений было много, но ничего экстраординарного не происходило, пока одним ранним утром рабы не доложили, что фелаг желает лицезреть своего бога. Царевич не предал значения странной формулировке, посчитал, что к нему пришли Хагалар с Раиду, поэтому встал с постели и, почти не одеваясь, велел пустить посетителей. Любого другого аса он не принял бы в своих покоях, но члены фелага уже бывали здесь, причем при самых омерзительных обстоятельствах, так что таиться перед ними не имело смысла. Рабы удалились восвояси по одному слову сына Одина и не заметили удивления, отразившегося на его лице, когда в комнату при неровном свете свечей вошли пятеро. Ивара, Лагура и Беркану было не узнать: мидгардская одежда выглядела нелепо на фоне грубо сколоченных стен асгардского дома. В руках Ивара сиял Каскет. Сиял знакомой, ставшей почти привычной, голубоватой трещиной, которая вовсе не уменьшилась за время пребывания в Мидгарде, а скорее даже расширилась.
Ивар выглядел расстроенным, Беркана отворачивалась от света, Лагур подслеповато озирался вокруг, пронзительный взгляд Хагалара силился проникнуть в самую душу, а на лице Раиду была написана привычная решимость, но, странно, — он переминался с ноги на ногу, будто чувствовал неловкость. Интуиция подсказывала Локи, что готовится что-то серьезное.
— Как вижу, великие смертные ничего не смогли сделать, — фыркнул он чересчур пренебрежительно. — Добро пожаловать домой.
— Не успели мы вернуться, как тут же поспешили к тебе, — приторно мягко завел речь Ивар. — Прости за вторжение, Локи, но наш вопрос не терпит отлагательств. Я вижу, мы подняли тебя с постели. Прости подобную дерзость, — ученый поклонился с тем женским изяществом, которое Локи отметил еще в первую встречу. — Мы ненадолго, у нас столько один вопрос. Пожалуйста, расскажи, что случилось в Бездне с каскетом? Кто его сломал? Без этих знаний починить его не удастся.
— Я говорил вам и могу повторить, — Локи тяжело вздохнул, раздумывая, как бы выдворить всех пятерых незваных гостей и каскет в придачу. Он полураздет, а перчаток нигде не видно — находиться рядом с артефактом слишком опасно. — Можете считать, что его никто не сломал.
— Плоть и кровь Одина, — инициативу перехватил Хагалар, — не заставляй меня просить помощи у твоего могущественного отца. Очень тебя прошу. Мы целый год терпели твои выходки. Но теперь хватит. Говори, — в голосе Вождя слышалась усталость. Локи мысленно поставил себе плюс: вот уже отцом грозить начал. Как он смог отметить за прошедший год, если Хагалар не мог добиться чего-то словами, то пускал в ход угрозы, а единственная, хоть сколько-нибудь веская — это отец.