Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ершел

Царица Асгарда последние два тысячелетия не спускалась даже на верхние ярусы подземелий, что уж говорить о нижних, где содержались самые опасные преступники и куда не пропускали иначе, как по специальным бумагам, заверенным лично Всеотцом. Но сегодня и ей с Фулой пришлось сойти в огромный зал, с противоположной стороны которого висела массивная деревянная незапертая дверь, ведущая к зеркальному лабиринту. Один сделал все, чтобы даже сбежавшие преступники не нашли пленное чудовище, но предусмотрительно не сказал об этом самим преступникам, поэтому каждый обитатель тюрьмы априори считал, что лабиринт находится именно на его ярусе.

Однако

вовсе не к лабиринту направилась царица, а к небольшому возвышению, на котором лежал почти покойник. Фула вставила в пазы чадящие факелы, зажгла несколько заранее припасенных свечей, и Фригг, наконец, разглядела спящего. Его тело окружало сияние, подобное куполу сна самого Всеотца, пускай им и не являющееся. На вид асу было не то три, не то четыре тысячелетия. Могучее телосложение и высокий рост выдавали воина, а отсутствие шрамов свидетельствовало о несомненной удачливости в бою. На руке виднелись две татуировки — принадлежность асгардскому совету и асгардской армии. Он жил ещё в то время, когда верности добивались клеймлением. Восставшее из руин прошлое: когда-то — великий полководец, теперь… Неизвестно что.

— Я очень плохо его помню, — произнесла Фригг приглушенно. — Помню только, что от него несло огромной силой, мощью и яростью.

— Да, вроде так, — пожала плечами Фула. — Он был несдержанным, пугал меня одним своим видом, властностью. А, может, я и вовсе не его вспоминаю. Отец со столькими советниками имел дела, что я в детстве ужасно путалась.

— Главное, не кем он был, а кем станет, — послышался громогласный голос Всеотца.

Фригг даже не обернулась, Фула склонилась в легком поклоне.

— Сейчас он нужен Асгарду. Надеюсь, его разум не повредился.

— Один, — Фригг провела рукой по светящемуся барьеру, — ты понимаешь, что для Хагалара это будет предательство? Он никогда тебе не простит возвращения давно упокоившегося Гринольва. Ты потеряешь Хагалара навсегда и никогда не вернешь. Как уже однажды потерял Локи, — тихо добавила она. Когда-то давно царица говорила почти то же самое о младшем сыне. Не помогло — сына они потеряли. Но разве Один признает свою ошибку?

— Я надеюсь на его благоразумие.

Не признал.

— Я множество раз предлагал Хагалару вернуться ко мне, во дворец — он отказался. Он оставил Асгард на произвол судьбы. Это был его выбор. Он не в праве упрекать меня за то, что я забочусь о собственном мире, о его безопасности и покое. Пока я царь Асгарда, Хагалар и Гринольв не тронут друг друга. Я позабочусь об этом — возьму с них клятву.

— И ты, и я знаем, что случилось несколько тысячелетий назад, — Фригг недовольно косилась на Фулу — сестра не была в курсе давнишних событий.

— На самом деле никто не знает, что произошло, — возразил Один. — Хагалар молчал. Всегда. Я слова из него вытянуть не мог. Уверен, что и ты тоже. Если он тогда не стал ни о чем рассказывать, не расскажет и сейчас.

— Тогда он просто решил свои проблемы единственным способом, который считал подходящим — убийством, — возразила Фригг.

— Попыткой, — уточнил Один. — Причем неудачной. Довольно разговоров, Фригг. Я сниму купол. А вы вдвоем поддерживайте в теле жизнь. Будьте готовы к тому, что оно обратится в прах или мгновенно состарится.

Дальнейший спор не имел смыла — Всеотец редко прислушивался даже к дельным советам, ведь истинный бог не может ошибаться. Причем обычно выходило, что он прав, даже если всем окружающим казалось, что его поступки — сущее безумие.

Ему нельзя было противостоять в открытую, только исподтишка. Раньше никто из членов семьи не отваживался спорить, только незаметно нарушать приказы, однако сейчас Фригг была на грани бунта. Пробуждение Гринольва нарушит естественный порядок вещей. Он проспал больше двух тысячелетий, проспал свой век, свой Асгард, всех своих родных. Его род давно прервался, его сын бесславно погиб, а войны, которые он вел, закончены. Нежданное пробуждение сродни воскрешению из мертвых, а Фригг точно знала, насколько это противоестественный процесс. Для Хагалара появление давнего врага станет настоящим ударом. Царица никогда не отрицала его заслуг перед Асгардом. Какие бы противоречия не раздирали их сейчас, давнишний триумвират помнили все и гордились им. Фригг не хотела верить, что Хагалар предаст Асгард, пускай и обвиняла его в подобных намерениях. А вот появление Гринольва точно разрушит хрупкий мир: всплывут старые обиды, месть, зависть и ненависть. Фригг, в отличие от Одина, прекрасно знала, кто тренирует Сиф, и сомневалась, что Гринольв со своими устаревшими представлениями об армии привнесет хоть что-то хорошее. Если бы могла, она бы убила его прямо сейчас, но рядом стоял супруг, а как только Гринольв очнется, он станет полноправным членом общества. Особенно если Один вернет ему былой пост.

Всеотец принялся за сложное заклинание — золотистое покрывало вокруг Гринольва тут же потускнело и начало исчезать. Вот оно совсем обесцветилось и пропало. Сестры едва успели облечь Гринольва в другой, целительный, купол.

— Держи, — попросила Фригг Фулу, а сама начала осмотр спящего. Хагалар мог не просто запереть его, а предварительно избить или подвергнуть пытке. Царица долго сражалась с застежками сложной, вышедшей из моды одежды, однако под ней не обнаружила ни ран, ни синяков. Тело было в полном порядке, и даже мышцы не потеряли своей упругости. Гринольв выглядел так, будто прилег вздремнуть на пару часов, что еще больше роднило его сон со сном Всеотца. Иногда Один засыпал на недели и даже месяцы, а потом поднимался на ноги как ни в чем не бывало.

— Можешь снимать купол, тело в полном порядке, — произнесла царица через несколько минут. — Нам не от чего его лечить. Он просто спит.

Не успела она закончить, как веки полководца дрогнули. На Фригг уставились чуть подернутые дымкой, но настолько злые, холодные, голубые глаза, что даже бесчувственная царица почувствовала, как холодок пробежал по спине. Невыносимый взгляд перенес ее в собственное отрочество, когда она сталкивалась с Гринольвом в коридорах дворца. Он всегда смотрел на нее уничижающе, будто желал скорейшей смерти. Все дети, без исключения, боялись его стальных глаз и грубого голоса, которым он умудрялся орать настолько громко, что слышали в самом дальнем дворцовом крыле. Даже многие взрослые опасались подходить близко, а вступать с ним в спор не любил сам Один.

— Кто ты? — Страшный когда-то голос был хриплым, вовсе непохожим на тот, который помнила Фригг, но даже отголосок былого могущества заставил царицу трепетать. Вместо ответа она провела рукой по глазам Гринольва, радуясь, что он еще не окончательно проснулся, и не успеет перехватить ее руку. Едва оживший ас снова затих, погрузившись в обычный сон. Фригг гордо встала. Свою работу она выполнила и не желала больше находиться рядом с полководцем прошлого, однако не успела сделать и пару шагов, как Один преградил путь.