Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
Проще восстановить-таки Радужный Мост, а жажду крови буйных народов направить на Мидгард. Логисты утверждали, что люди произвели оружие, позволяющее уничтожить Землю больше десяти раз. Хагалар не очень понимал, в чем смысл оружия такой силы, точнее, такого его количества. Зачем десять раз уничтожать то, что будет полностью уничтожено в первый? Но не это было важно, а то, что люди вполне могли от отчаяния применить свое оружие, не считаясь с опасностью уничтожить жизнь на своей планете. Возродить ее обратно не так и сложно — потребуется всего лишь несколько миллионов зим, и за это время опасности со стороны Мидгарда не будет никакой. Там появятся новые формы жизни, которые можно будет контролировать и не допустить чрезмерного развития. Хагалар лучше других понимал то, что недавно озвучили на тайном собрании
Мастера единогласно решили, что уничтожение человечества — если невозможно иначе, то вместе с жизнью в Мидгарде, — приоритетная задача, несмотря на завалы по основным их направлениям деятельности. Локи может подождать, а вот человеческое могущество — нет. Даже когда Асгард и Етунхейм боролись за власть, речь не заходила о всеобщем рабстве или уничтожении. Ни асы, ни етуны не стали бы так поступать.
Пока ученые решили хотя бы сократить численность человечества при помощи вирусов, чтобы отвлечь все силы людей на собственные внутренние проблемы. Локи всячески препятствовал воровству смертных, однако кровь и ткани раздобыли и разместили в одном из домов, где внедрялся проект отопления и не было ненужных глаз. Построение полномасштабной системы отопления тоже было приоритетной задачей, но естественники медлили — постоянно ходили в оба экспериментальных дома и что-то проверяли. Хагалар считал, что с этим точно в состоянии разобраться Ивар — мастер естественной ветви науки, — поэтому сам ни во что не вникал.
— Ну, здравствуй… Хагалар, — неожиданно послышался сзади громкий, зычный, чуть хрипловатый голос. Мастер магии нарочито медленно обернулся. Многолетняя привычка не подвела: лицо расплылось в широкой улыбке, а удивление вовсе на нем не отразилось. Тренированное тело сработало точно — Хагалар не сделал ни одного резкого движения, а дело, из-за которого он покинул дома мастеров, сразу приобрело статус второстепенного.
— Даже не знаю, что меня больше удивляет. То, что ты жив, или то, что ты выучил моё новое имя, — насмешливый голос тоже не подвел своего хозяина. Если перед ним иллюзия, плод воображения или чья-то злая шутка — нет смысла выказывать страх, от ожившего чудовища не спастись. — Чем обязан?
Пока язык говорил одно, мозг думал совершенно другое, перебирал массу возможных вариантов. Проходящие мимо ученые бросали на гостя едва заинтересованные взгляды — они его видели. Значит… Да, точно, загадка проста, ответ очевиден.
— Нет, не говори ничего, — Вождь поднял руку в запрещающем жесте. — Без непосредственного участия нашего вселюбимого Всеотца ты бы здесь не оказался. Значит, он воскресил тебя?
— Ты не совсем прав. Воскрешать он не умеет, — Гринольв с нескрываемым интересом рассматривал своего собеседника. Юнец, которого он знал слишком хорошо и видел буквально вчера, предстал едва узнаваемым старцем. — Я сам наложил на себя заклятие сна, Один лишь разбудил меня.
— Причем именно сейчас, — Хагалар усмехнулся, готовясь к худшему, но ни жестом, ни взглядом не выказывая истинных чувств. — И подослал ко мне, чтобы ты наставил меня на путь истинный?
— Вовсе нет. Меня никто не подсылал, я сам пришел, причем один, — Гринольв говорил четко, ясно и по делу. Как обычно. Хотя Хагалар смутно помнил, как тот обычно говорил, ведь «обычно» было почти три тысячи зим назад. — Нам предстоит вместе работать на благо Асгарда, то есть часто встречаться. А я не хочу, чтобы ты снова воткнул мне нож в спину. Предлагаю перемирие.
— Сдался ты мне, — Хагалар широко улыбнулся, про себя вздыхая с облегчением.
— Сколько я понял, этот, по крайней мере, не разбивает ценных вещей, — заметил Гринольв, едва заметно улыбнувшись уголками губ. Мастер магии читал его как открытую книгу. Когда они виделись в последний раз, Хагалар был слишком юн, напуган и предубежден. Он знал о Гринольве очень много, но в то же время ничего. Тот портрет, тот характер, который он хранил в памяти, мог вовсе не соответствовать реальности, и у него есть всего несколько минут на то, чтобы считать Гринольва настоящего и понять, как с ним обращаться. Не с позиции трусливого ребенка, обязанного ему жизнью, а с позиции взрослого дворцового аса, победителя всего, что только можно было победить в Девятимирье.
— Не стоило ставить ценные вещи у меня на пути, — Хагалар поднял вверх указательный палец и позволил лицу приобрести самое приятное выражение. — Но вообще мне нравится, что у тебя есть чувство юмора… Или я раньше не замечал? Не помню, чтобы ты хоть раз смеялся по-доброму. А, впрочем, это неважно, — он снова выдержал паузу, надеясь, что Гринольв заговорит, но тот только внимательно слушал и с нескрываемым интересом разглядывал своего протеже. — Так вот, когда мы виделись в последний раз, я был ужасно глуп, юн, безрассуден и настроен крайне романтично. Мне тогда казалось, что ради загубленных тобою душ я могу тобою же и пожертвовать. Что если я убью садиста и насильника, который столько моих друзей замучил до смерти, то я буду героем. И я сделал то, что хотел… Хотя потом много ночей не спал. Все боялся, что ты придешь ко мне, освободишься от заклятья. Однако ты не приходил очень долго. Пришел только сегодня, не прошло и трех тысяч зим, — еще одна пауза и снова никаких возражений. — Так вот, теперь я, смешно сказать, старше тебя и прекрасно понимаю, что ты был гением. Настоящим гением военного дела, которым никогда не стать мне. Второго такого до сих пор не родилось… Да будь ты хоть людоедом, поедающим деток на завтрак и ужин, тебя стоило ценить и беречь. Если ты сейчас будешь стоять на страже Асгарда, я могу только поздравить дорогого Одина с великим приобретением. Асгарду нужны такие гении, как ты.
Хагалар немного лукавил: поздравлять стоило вовсе не Одина, а Асгард. Против Одина Гринольв, если что, пойдет, не задумываясь, а вот Асгард сохранит. В свое время придворные асы делились на две категории: преданные Одину и преданные Асгарду. Частично выжили преданные Одину, а из преданных Асгарду остался только один — Хеймдаль, дальний родственник Гринольва — столь же мрачный и ненавидящий все живое, но скрывающий свою ненависть за маской отчуждения.
— Вот поэтому я и хотел объясниться с тобой, — Гринольв подошел ближе и отметил, как напрягся Хагалар и каких трудов стоило ему не сделать шаг назад. — Я никогда не убивал детей. Ты многого не понимал, воспринимал угрозы за чистую монету, да и клеветали на меня многие.
— Не надо, — мастер магии демонстративно заткнул уши. — Не надо всех этих оправданий. Прошло столько зим. Я же говорю, мне все равно. Ну не убивал ты детей — значит, все еще лучше, чем я думал. Ты не был садистом? Значит, зря я тебя пленил. Хотя ты бы тогда давно умер, и, возможно, Асгард бы сейчас проиграл в какой-нибудь войне, так что чего переживать о прошлом? Живи настоящим.
Признавать свои ошибки Хагалар не любил и не хотел, пересматривать свои взгляды на собственный ночной кошмар тоже не собирался — ему доставляло изощренное удовольствие иметь хотя бы одного достойного противника, сильного ровно настолько, насколько требуется, и, самое главное, не путающегося ежечасно под ногами. Даже если в реальности этот сильный противник окажется деревенским пастушком.