Лотос, рожденный в грязи
Шрифт:
Оценив ситуацию, монашка приняла решение и повернулась к своим:
– Оставьте, сестры. Пусть войдут.
– Да ты что, мать София, как можно? Монастырь-то женский, как можно мужчин пускать? – заголосили из толпы.
– Потрясающее лицемерие, – заметила Тина негромко. – Святые монашки, мужчин не видели…
– Ну, эти, может, и не видели, – вполголоса отозвался Кущин, наблюдая за тем, как мать София, выставив теперь обе руки вперед, идет сквозь толпу галдящих женщин, словно рассекая ее
Ворота распахнулись, открывая вид на просторный двор, где тоже толпились люди, в основном женщины, а впереди возвышался худой, не старый еще мужчина с аккуратно постриженной бородкой и усами, с седыми волосами, убранными сзади в пучок. На нем было длинное подобие платья, на шее – тяжелая золотая цепь, державшая большой, с Тинину ладонь, золотой крест, но не православный, а какой-то странный, с одной короткой скошенной влево поперечиной, расположенной в самом верху длинного основания.
«А крест-то у него самопальный, к тому же не канонический, – подумала Тина. – И отлит наверняка из добытого здесь золота».
– Кто вы, люди? – зычно спросил духовник, поглаживая крест ладонью.
Нарышкин, которого, похоже, таким антуражем было не пронять, спокойно вынул из папки, которую держал в руках, постановление о задержании и обыске, протянул духовнику:
– Гражданин Панюшкин Дмитрий Игоревич, вы задержаны и будете этапированы в суд для избрания меры пресечения. В вашем монастыре будет произведен обыск. Советую выдать всех незаконно удерживаемых на территории людей, а также все запасы незаконно добытого золота.
– Сдурел совсем? – абсолютно мирским тоном поинтересовался духовник, даже не взглянув в протянутую бумагу. – Какой я тебе Панюшкин? Я духовник Василий, наместник Величайшего на этой земле.
– Это психиатру расскажешь, когда освидетельствование проходить будешь, – все так же невозмутимо парировал Нарышкин. – Руки вперед, быстро. И не вздумай баб своих науськивать, я дам команду открыть огонь.
Оценив шансы, духовник признал поражение и руки вперед протянул, на них тут же защелкнулись наручники, а Панюшкин вдруг завыл утробным голосом:
– Сестры мои, приму вину на себя, всю вину, что створили тайно, явно, вольно или невольно! Всю кару Величайшего приму, за вас пострадаю! Спасайте души девственниц наших, не дайте погибнуть духу их невинному, да присоединен он будет к дыханию Величайшего!
– Так, граммофон убавь, – велел Нарышкин, чуть поморщившись. – Свою вину ты на всех не раскидывай, ты еще за первое убийство не отсидел. Давай-ка быстренько – где у тебя тут что. Раньше покажешь – раньше в тюрьму поедешь.
– Ищи, – коротко бросил духовник и больше не произнес ни слова.
Полицейские занялись обыском, всех послушниц, матушек и обнаруженных в отдельном помещении
Так и оказалось – сейф нашелся быстро, его особо никто и не маскировал, просто прикрыли аляповатой картинкой.
– Код скажешь или ломать? – спросил Нарышкин у сидевшего тут же духовника, но тот молчал, и тогда сейф незатейливо вскрыли монтировкой.
Внутри оказалась целая стопка паспортов, но даже на глаз Тина видела, что их намного больше, чем имевшихся жительниц монастыря. Она вызвалась разобрать документы, села и начала просматривать каждый. К ее удивлению, несколько паспортов оказались мужскими, она отложила их в сторону и взяла последний паспорт, оказавшийся просто обложкой, в которую были вложены несколько потертых справок.
Развернув первую, Тина увидела справку об освобождении. Она поманила рукой Кущина, вместе с Нарышкиным просматривавшего какие-то бумаги, вынутые из сейфа:
– Глянь. И тут таких штук пятнадцать, – она вытряхнула на стол из обложки оставшиеся справки. – Сейчас по датам гляну.
– А рабы небожьи где? – спросил Вовчик, обращаясь к духовнику. – Язык проглотил, несвятой отец? Где, спрашиваю, владельцы справок? Не стремно таких, как сам был, эксплуатировать?
– Вова, оставь, – отмахнулся Нарышкин. – Пусть молчит. Я, похоже, карту нашел, сейчас на прииск рванем.
– Какой прииск тебе? – буркнул духовник, и Нарышкин, сунув руку поглубже, вынул увесистый слиток:
– Такой, где вот это намывают.
В глазах духовника плеснулась злоба, он заскрипел зубами, но ничего больше не произнес.
– С нами поедешь или тут останешься? – спросил Нарышкин у Вовчика.
– Да и вы бы остались, – подал голос второй следователь. – А я с группой на прииск.
– Тоже верно, – согласился Нарышкин. – Мы тут закончим, пойдем в дальний скит, да, духовник Василий? А ты, Семыкин, бери группу, бери парней, нам тут оставь человека три, и дуйте. Всех, кого найдете, задержать и сюда, тут будем разбираться.
Он вернулся за стол и снова взял бумаги. До поздней ночи они просидели втроем, разбираясь с мудреными записями и составляя опись всего, что нашли в сейфе.
Вечером подошел катер, на нем прибыли еще полицейские, они забрали и увезли в город духовника и привезенного с прииска управляющего, тоже числившегося в федеральном розыске по делу об убийстве. С ними же отправили мать Софию и еще пару матушек, упоминавшихся в рассказе Лизы. Остальным разрешили идти спать, но кельи заперли снаружи.