Лотос, рожденный в грязи

Крамер Марина

Отец действительно в детстве учил ее многим вещам, которые, наверное, не стоило знать и уметь девочке, – ловить рыбу, стрелять из пистолета, отжиматься от пола на кулаках, мотать портянки. Делалось это все ради развлечения, как игра, но многие из этих вещей Тина потом смогла применить и в работе.

С портянками получилось почти идеально, наблюдавший за процессом Григорий даже хмыкнул одобрительно:

– Ловко… ну, сапоги обувай, погляди – поменьше стали?

Тина сунула ноги в сапоги, встала, прошлась немного – они все еще хлябали, но

уже значительно меньше.

– Выбора большого нет.

– Давай газету набьем еще, – предложил Нарышкин, и она удивилась:

– А где вы тут хотите газету достать?

– У себя в сумке, – хмыкнул он и вытянул сложенную в восемь раз газету, разорвал пополам, и Тина, запихнув скомканные куски в носки сапог, почувствовала, что теперь стало даже удобно.

– Я готова, – объявила она, застегивая куртку.

Кущин взял ее за плечи, отвел в сторону и попросил:

– Никуда не лезь. Если кто-то есть в ските, просто заберите с собой, ведите сюда – и все. Слышишь, Тинка?

– Ты сам нарушаешь обычно все, что говоришь мне, – улыбнулась она.

– Я мужчина.

– Просто повезло, – она погладила его по щеке, развернулась и пошла за вышедшими уже из ворот монастыря Семеном и Митей.

Добрыня проводил ее взглядом и вдруг почувствовал, как нехорошо засосало под ложечкой.

Шли долго. Семен чуть впереди, за ним Тина, а замыкал шествие сержант. Дорога оказалась действительно не дорогой, а тропой, на которую можно только поставить вместе две ноги, на большее ширины не хватало, слева там и тут обманчиво поблескивали небольшие лужицы воды, но это на самом деле было болото, о котором предупреждал Семен. Для наглядности он ткнул слегой в кочку, и она тут же вся ушла вниз:

– Понятно?

– Более чем, – кивнула Тина.

Так, ступая шаг в шаг друг за другом, они вышли наконец на довольно большую поляну, и Семен остановился:

– Пришли.

Тина растерянно огляделась:

– А скит где же?

Семен захохотал и ткнул слегой куда-то в сторону. Переведя взгляд туда, Тина увидела еле возвышающийся над поверхностью козырек из пяти бревен, а под ним – что-то вроде лаза, заканчивающегося деревянной дверью. Неподалеку от этого сооружения она заметила остатки кострища и установленную перекладину над ним – видимо, тут готовили еду. Но людей здесь не было, это можно было определить по совершенно непритоптанной траве и холодным головешкам в кострище – они остались еще с вечера, а то и раньше.

Семен наклонился, просунул слегу в лаз и дотянулся ее концом до двери, постучал:

– Мать Марфа, выходи, это я, Семен.

Ему никто не ответил, и Семен, распрямившись, развел руками:

– Похоже, нет тут никого. Может, в лес ушли, траву собирают или шишки-падалки.

– Тут никого нет минимум сутки, – сказала Тина, внимательно глядя на Семена и ожидая, как он отреагирует.

Но он остался абсолютно спокоен:

– Тоже бывает. Могли в дальний скит пойти, мать Марфа тамошнюю тропу знает.

–

А сколько вообще их тут было?

– Да кто считал… В прошлый раз продукты на троих притаскивал.

– А когда был прошлый раз? – не отставала Тина.

– Так на той неделе. Ну, убедились – нет никого? Идем обратно, что ли, пока темнеть не начало?

Сержант, до сих пор молча рассматривавший внешнее устройство землянки, вдруг спросил:

– А можно я внутри проверю? Так положено, чтобы убедиться, что нет никого.

– Хочешь – полезай, там не заперто, – равнодушно отозвался проводник, сел на валявшееся неподалеку бревно и закурил.

Митя в буквальном смысле ползком пробрался по лазу к двери, открыл ее и закашлялся:

– Ух ты, воздуха нет совсем… – Он на какое-то время исчез, но через несколько минут вернулся, отряхивая колени и локти: – Пусто. Двое нар, какие-то тряпки, несколько упаковок свечей, зажигалка, посуда какая-то. Больше ничего. И никого. Воздух спертый такой, как они дышат?

– Привыкают, – равнодушно ответил Семен. – Мать Марфа тут уж пять лет живет.

– Пять лет?! – ужаснулась Тина. – Что – безвылазно?

– Да. Это у нее… как там… схима, вот. Сама, добровольно ушла, отвергла, так сказать, все мирское. Ну и послушниц к ней пригоняют, всегда кто-то с ней живет – в наказание или так, в послушание. Ну что, все увидели, что искали? Давайте возвращаться тогда, по темноте трудно идти, – сказал Семен, поднимаясь и бросая потушенный окурок в кострище.

– Так нам в дальний скит надо, – возразила Тина. – Мы же там договорились встретиться.

Семен бросил на нее недовольный взгляд:

– Что, туда народа мало поперлось? Мы еще явимся? Там то же самое, что и тут, разве что землянки побольше.

– Семен, давайте не будем спорить, – мягко, но настойчиво попросила Тина, глядя ему в глаза. – Нас там будут ждать, идемте.

Проводник покачал головой, но подчинился, снова выходя на тропу, но направляясь теперь в другую сторону. Они удалялись от пустого скита, начало темнеть, воздух стал холоднее. Сержант сзади шмыгал носом, видимо, умудрился замерзнуть, хотя одет был тепло. Примерно через час пути Володина вдруг ощутила совершенно четкий, ни с чем не смешивавшийся запах гари.

– Откуда тянет дымом? – спросила Тина, останавливаясь.

Проводник тоже остановился, огляделся по сторонам:

– Не знаю… Тут на много километров тайга, нет никого.

– Может, охотники?

– Да какие… сезон давно закрыт, да и не на кого тут охотиться.

– А волки?

Проводник насмешливо на нее посмотрел:

– Шутите? Какие волки еще? Это выдумки все, нет тут волков. Отец мой и дед всю жизнь здесь прожили, охотились на птицу – глухари там, рябчики, но про волков никогда не говорили.

Тина умолкла, но продолжала принюхиваться – запах становился все сильнее, отчетливее, как будто дым приближался. А ведь где-то впереди должен быть Вовчик с Нарышкиным, полицейскими и проводником…