Лотос, рожденный в грязи
Шрифт:
– Семен, а не могли это наши костер развести? – спросила она, и Семен помотал головой:
– Да вы что! С ними Гришка, он не позволит. Нельзя жечь, сухо, дождей нет давно – а вдруг ветер, и все, заполыхает на километры.
– Но ведь пахнет же дымом! – злилась Тина, с трудом переставляя ноги в больших сапогах. – Не бывает запаха без источника!
– Ну, вам виднее, – покладисто отозвался проводник, останавливаясь, чтобы дождаться все время отстававшую от него Тину и сержанта.
– А Валентина Алексеевна права, – заметил тот,
– Так я не спорю, – повторил, отмахнувшись, проводник. – Только говорю, что гореть нечему здесь. В ските готовят с утра, потом огонь непременно гасят, а время-то уже послеобеденное, скоро капитально темнеть начнет. А темнеет в наших краях быстро, зря мы на ночь глядя потащились в скит.
– Семен, а почему вам так не хочется, чтобы мы в скит попали? – спросила Володина, и сержант украдкой показал ей большой палец – мол, правильно, так его.
Проводник, не останавливаясь и не оборачиваясь, пожал плечами:
– Мне нет разницы. Надо вести – я веду. Кроме нас с Гришкой, эту тропу никто не знает, ну, мать Марфа разве еще. Припасы в скит с другой стороны подвозят, там старая дорога. А от машины уж на себе мешки волокут послушницы.
– Раз есть дорога, почему из скита никто не сбегал?
– Ну, вы ж тоже про волков спросили, – усмехнулся Семен. – А послушницы с детства этим запуганы, куда бежать… Мало кто мечтает такую смерть принять. Да и далеко до дороги.
– А откуда вы так хорошо нравы в монастыре да в ските знаете? – вдруг спросил сержант, и вот тут Семен на секунду сбился с размеренного шага, запнулся:
– Вот же… ты гляди, чуть ногу не подвернул…
– И все-таки? – не унимался сержант.
Проводник обернулся, оперся обеими руками о палку, положил на них подбородок и посмотрел на сержанта таким взглядом, что Тине стало не по себе. Она осторожно опустила руку в карман и нащупала баллончик с перцем.
– А ты, начальник, с какой целью интересуешься? – протянул проводник, сузив глаза.
– Да уж сильно интересно и подробно рассказываешь, – не испугался сержант. – Видимо, доводилось часто бывать?
– Ну, ты ж сам понимаешь, живем мы тут, тут и трудимся. Где дров наколоть, где за продуктами мотнуться, ну и лодки, а как же. – Семен немного расслабился, выпрямился. – Так что – дальше идти будем или назад повернем, пока еще не поздно?
– Никуда мы не повернем, – решительно заявила Тина. – Сколько еще идти до скита?
– Ну, тебе хватит, чтоб совсем вымотаться, – снисходительно усмехнулся проводник и развернулся, снова вставая на тропу.
Тина чуть придержала за рукав сержанта и шепнула ему:
– А он судимый, сидевший, заметили?
– А то, – кивнул сержант. – Вы не переживайте, я начеку, если что – обезвредим.
– Вы чего там застряли? – гаркнул отошедший уже метров на сто проводник.
– Сапог у меня слетел! – отозвалась Тина. – Митя, постарайтесь не провоцировать
Запах гари становился все сильнее, темнота совсем укрыла тайгу, Тине казалось, что они идут прямо в большой костер. Но проводник был спокоен, шел размеренно, хотя и намного медленнее, чем до этого.
«Чего он тянет? – думала Тина. – Ночь уже скоро, совсем ничего не видно, как мы в такой темноте место найдем? Он-то ориентируется, но в любой момент шагнет в заросли, и все, мы пропали с Митей. Есть у него какой-то план, я чувствую».
Внезапно проводник остановился, развернулся, и Тина, проворонив этот момент, сделала еще два шага, в тот же момент напоровшись на что-тоострое, от чего резко заболело справа в боку. Она охнула, прижала ладонь к боку и стала заваливаться с тропы в сторону. Перепрыгнув через нее, Семен бросился на Митю, Тина не успела понять, что происходит, но услышала сперва вскрик, потом хлопок выстрела и увидела, как долговязая фигура проводника мешком валится на тропу.
Митя, зажимая порезанное правое плечо, перешагивал через тело Семена и негромко звал:
– Валентина… Валентина, вы где? Я фонарь уронил, отзовитесь…
Тина из последних сил постаралась привстать:
– Митя… Митя, я здесь… я, кажется, ранена…
Сержант опустился возле нее на колени, пошарил рукой вокруг и наткнулся на ее фонарь, валявшийся, к счастью, совсем рядом, направил луч на Тину:
– Я посмотрю, ладно? Куда он вас?
– Тут… справа… – она попыталась задрать куртку, но та не поддавалась, а расстегнуть «молнию» сил уже не было – хотелось спать, и Тина закрыла глаза.
Запах гари несколькими часами ранее привлек и Кущина с Нарышкиным и их группой.
– Что может тут гореть? – спросил Вовчик у Григория, и тот пожал плечами:
– Да бес его… Так-то нечему.
– Может, в ските костер жгут?
– Им просто так жечь запрещено, с утра готовят, потом гасят.
И тут они услышали истошные женские крики, от которых у всех в буквальном смысле зашевелились волосы. Несколько женщин кричали на одной ноте, не звали на помощь, не вспоминали матерей – просто выли, а в какой-то момент их перекрыл зычный женский же голос, читавший на одной ноте какую-то молитву.
– Это же скит горит! – рявкнул Добрыня, хватая за грудки проводника, но тот и сам не собирался стоять и бездействовать, вырвался из рук Кущина и крикнул:
– Давайте бегом, тут уже недалеко осталось!
Полицейские вместе с Нарышкиным рванули вслед за Григорием по тропе, а Добрыня, замешкавшись, оступился и кувыркнулся в овраг. Пролетев метров пятнадцать вниз, он выругался во весь голос, отдышался и начал карабкаться вверх, радуясь мысленно, что это не болото, а всего лишь сухой и довольно пологий овраг. Выбравшись, он побежал на голоса, не разбирая дороги, боялся только одного – не успеть.