Ложь
Шрифт:
– Ты ему рассказал?..
– Это был мой долг… Его единственное условие, связанное с этим, состоит в том, что он паотрез
отказывается принять приданое Вероники.
– Да уж!..
– Вечером будут согласованы детали. Я пригласил его на ужин. Я осмелился бы попросить тебя, чтобы ты присутствовал за столом, хотя знаю, что ты предпочел бы там не находиться. Этот долг му-
чителен, как и большинство обязанностей. Если ты не соберешься с силами, то можешь найти отго-
ворку, но
– Хорошо, отец… я понял.
– А сейчас, прости. Мне необходимо поговорить с твоей матерью и с Вероникой.
Дон Теодоро вышел, оставив сына в одиночестве… Джонни сделал несколько неверных шагов,
бесцельно бродя по кабинету. Он толкает стеклянную дверцу и выходит в столовую. Заслышав там его
шаги, Вирхиния покидает свой наблюдательный пост у окошка в парк. Встревоженная и обеспокоен-
ная, она подходит к брату…
– Джонни… Джонни… Ты очень бледный… Что с тобой случилось?.. Что с тобой?
– Ничего.
– Не говори, что ничего. Мне кажется, что ты заболел. У тебя ледяные руки… Ты весь дро-
жишь!..
– Ох, оставь меня!..
– Джонни, милый… ты ужасно страдаешь. Скажи мне, что с тобой… Это из-за нее, правда?..
Из-за нее… Потому что он приходил сватать ее. Дядя Теодоро согласен, правда?.. Согласен?.. Он ему
ничего не рассказал… Оставил его в дураках…
– За кого ты принимаешь моего отца, Вирхиния?.. Это была самая большая боль в его жизни –
ясно сказать об этом инженеру Сан Тельмо, и, тем не менее, он это сказал, я знаю.
– В таком случае… Они не женятся?..
– Если бы, они женятся. Он сказал, что для него это не имеет значения. Понимаешь?.. Он огра-
ничился отказом от приданого, чтобы она никогда не могла подумать, что вовсе не любовь привела его
к ней. Ему не важно ее прошлое, думаю, что он не хотел даже слышать об этом…
– Он – глупец… и человек без достоинства!..
– Не говори так. Его достоинство отлично от нашего, оно более возвышенное, более сильное…
Он любит ее, любит и знает, что любим ею, она его боготворит… Он был рожден, чтобы побеждать, чтобы разогнать этих кичливых людишек… Вот бы стать таким, как он!..
– Ты ему завидуешь!..
– Да, да… Хотел бы я думать, что ненавижу его, но это – не ненависть, это – зависть. Есть рев-
ность, гнев и, стыдно смотреть, что он оказался сильнее, вырвал ее из моих рук! Я до сих пор не знаю, как смогу жить без нее!.
89
– Джонни… Джонни…
– Ты не можешь понять меня. Ни ты и никто из тех, кто меня окружает… и даже мой отец. Если
бы она поняла меня, если бы я мог сказать ей об этом… Ведь душа ее знает об этих страстях, об этих
безымянных бурях, в которых разум терпит кораблекрушение,
– Джонни!..
– Брось!.. Оставь меня!
Он ушел, не желая ее слушать, но с противоположной стороны появляется величавая фигура
Теодоро.
– Что происходит с Джонни?..
– Он пошел в свою комнату. Он очень грустный… Это ужасно, что Вероника его терзает!..
– Вероника?.. Она была здесь?..
– Ясно, что не была, я имею в виду его воспоминания, то, что он страдает, думая о том, как Ве-
роника с ним обошлась… Она притворяется, что ничего не знает… Сейчас она помчалась в глубину
парка…
– Что?..
– Бедняжка должно быть, в нетерпении, да и инженер, несомненно, вернется, чтобы встретиться
и поговорить с ней через решетку.
Взгляд Теодоро сделался жестким, его лицо приобрело презрительно-холодное выражение. Он
смотрит сверху вниз на миловидную и хрупкую, как куколка, девушку и презрительно поворачивается
к ней спиной. Ком желчи достигает губ Вирхинии.
– Старый дурак! Когда же дьявол пожелает твоей смерти!..
***
Вероника и Деметрио почти одновременно подошли к месту свидания, туда, где большая брон-
зовая решетка высотой более двух метров прочно прикреплена к каменной ограде, защищая глубины
парка, с этой стороны больше похожего на цветущий густой лес.
Дрожащие руки Вероники крепко вцепились в руки Деметрио, глаза с тревогой ищут ответ на
находящемся перед ней загадочном лице; ох уж эти серые глаза, так много спрашивающие и так мало
отвечающие, и эти чувственные, сладострастные губы, над которыми поработали боль и тоска, превратив их в безжалостные и жестокие.
– Плохие известия?.. Он отказал?.. Не дал тебе разрешения?..
– Для меня самое лучшее известие в мире – он согласен…
– Деметрио жизни моей!..
– Я получил информацию которую хотел. Мне не помешало никакое препятствие…
– Деметрио мой!.. Я самая счастливая женщина на земле!.. Но, разве возможно, что ты пришел
сообщить мне это без блеска в твоих глазах, без того, чтобы ты смеялся и пел, и сходил с ума, как схо-
жу с ума я от счастья?
– Вероника!..
– Почему ты не говоришь?.. Почему не можешь выдумать новых слов?.. Неважно!.. Жизнь моя, моя душа!.. Мне тоже кажутся жалкими и убогими те слова, что я тебе сказала… Ну почему так ску-
ден и ничтожен наш язык по сравнению с тем, что я чувствую!..
Деметрио не удалось ответить, он чувствует тоску и печаль, словно что-то взорвалось в его
груди… и облегчение, когда поблизости раздаются шаги дона Теодоро…
– Подожди… Думаю, что сюда идут… Я ухожу.