Луч во тьме
Шрифт:
— Не горевать надо, а мстить,— сказал Ткачев. Гитлеровцы во все горло орут по радио и шумят в газетах, что большевикам конец, что фашистские войска захватили все Поволжье, что через месяц- другой они будут в Москве, на Урале... Листовки, которые привезли товарищи, разобла- чали эту ложь. Надо как можно скорее разнести ли- стовки по селам, чтобы люди узнали правду и де- лали все для приближения полной победы Красной Армии. ...В дверь осторожно постучали. Филоненко? Раз, два... Нет, чужой! — Папа, немцы! — крикнула в страхе Леля. Врач надел белый халат и пошел открывать дверь. На крыльце стояли два солдата. — Гутен абенд, пан! — сказал один. — Пожалуйста, заходите! — врач указал рукой на кабинет и спросил: —На что жалуетесь? Солдаты стояли посреди комнаты и смущенно мяли в руках шапки. — На что жалуемся? — переспросил наконец вто- рой солдат на русском языке.— Нет, господин док- тор, мы не больны. С улицы через окно увидели, что у вас много книг. Хочется почитать. Найдется у вас Горький, Толстой, Шолохов? «Хитрите, проклятые!» — подумал доктор и уста- ло провел рукой по седой голове. — Есть у меня книги.— Он достал с полки томик «Поднятой целины». — Благодарим,— и солдаты направились к двери. В сенях тот, который говорил по-русски, остано- вился. — Мы не немцы. Из Югославии. Поняли? — Понял, понял. Иван Васильевич торопливо запер за ними дверь, закрыл окно. После этого он отвернул ковер, при- поднял с полу доску и достал из тайника листовки. Что с ними делать? Сжечь? Жалко. Как трудно было Черепанову
в торжество правого дела! Нет, уничтожать листовки нельзя. Надо их немедленно унести из дому. Но куда? К деду Романенко на хутор Красный Остер. Ничего, что поздно и что далеко. Никто не удивится, увидев Ивана Васильевича бредущим со своим хорошо всем знакомым порыжевшим от времени докторским сак- вояжиком. Кто бы догадался, что среди инструмен- тов и лекарств на этот раз в саквояжике — антифа- шистские листовки? Впрочем, ведь это тоже лекар- ство— и сильнодействующее! Дом колхозника Федора Романенко, что на опушке за хутором Красный Остер,— партизанская явка. Лучшего проводника в партизанские отряды, чем Федор, не сыскать. Куда бы ни перебазировались партизаны, Романенко их находил. Дремучие Ичнян- ские леса для него точно дом родной. У Федора ча- сто бывают люди из отряда. Так что, если оставить листовки у Федора, он найдет способ передать их Василию Филоненко. Заодно доктор попросит Фе- дора предупредить Василия, чтобы тот был осторож- нее, когда пойдет в Круты, ибо с чего это вдруг немцы решили ходить к врачу за книжками? Эта история со странными любителями советской литературы очень взволновала и обеспокоила Ивана Васильевича. До сих пор немцы вроде бы доверяли ему. Особенно возрос в их глазах авторитет доктора Помаза, когда комендант узнал, что отец Анны Ти- мофеевны был царским жандармом, а муж ее сестры Любови в 1937 году арестован органами Советской власти как враг народа. Расстрел Александра Берез- нева не изменил как будто отношения властей к док- тору; комендант даже высказал Ивану Васильевичу сочувствие, полагая, что произошла ошибка. «Война, бывает, бывает...» — объяснил он доктору. Справки о тяжелых заболеваниях, которые выда- вал Иван Васильевич абсолютно здоровым жителям Крутов и окрестных сел, не вызывали до сих пор у властей сомнения. — К чему вам в прекрасной Германии больные и инвалиды,— говорил доктор коменданту, и тот одобрительно кивал головой. Неужели комендант вдруг что-то заметил, в чем- 95
то заподозрил врача? А может быть, кто-то выдал Помаза, так же как и Александра Березнева? Дорога лежала через лес. Октябрь позолотил де- ревья. Нежная, почти совсем прозрачная, желтоватая листва кружила в воздухе, ложилась под ноги док- тору чудесным ковром. Осень в том году выдалась поистине золотая. Казалось, солнце, пожалев эту ограбленную и оскверненную врагом землю, хочет согреть ее своим щедрым теплом. Птицы еще не уле- тали. Они наполняли лес веселым щебетанием, своей суетливой жизнью. Но Иван Васильевич не замечал красоты осеннего леса. Он спешил... Доктору посчастливилось. Федор как раз соби- рался в лес. Стало быть, завтра утром Василий Фи- лоненко будет знать о солдатах-книголюбах. 4. Володя Ананьев и Никита Сорока давно уже ни- кого, кроме Веры Давыдовны, не видят. С утра до ночи, не разгибая спины, работают они в типографии. Когда в подземелье становится совсем душно и ке- росиновая лампа начинает мигать и гаснуть, они вылезают из-под земли, чтобы в буквальном смысле этого слова перевести дыхание. «Подземные братья» бросаются на пристроенные к стене сарая деревянные нары и жадно глотают живительный ночной воздух. Хочется есть, спать, но еще больше — глубже вды- хать животворный кислород. — Хватит! Неужели не надышались? — шепчет Вера Давыдовна, и Володя с Никитой послушно бе- гут в хату, которую они шутливо называют «на- гора». — Поужинайте чем бог послал и поспите. Поздно уже. Улягутся хлопцы, Вера Давыдовна дунет на коп- тилку, и комната провалится в черную пропасть. Заснуть бы и ей, но не спится. Вот уже семь меся- цев тянется эта полная опасностей и тревог жизнь. Утром ребята спустятся под землю, а ей предстоит с опасным грузом отправиться на Владимирский ры- нок, чтобы встретиться с Оксаной Федоровной Тим- ченко. 96
Несколько листовок они в базарной суете кому в корзину сунут, кому просто под ноги бросят. А когда на рынке начинается разговор о листовках, они со своими ведрами переходят «торговать» на другой базар. Заснуть бы, чтобы голова хоть немного отдох- нула от разных мыслей. Ребята крепко спят: бед- няжки, наработались за день. Вчера Кочубей пору- чил им очень ответственную работу: подделать про- дуктовые карточки. Страшно голодают киевляне, и Руководящий центр задумал приготовить детям праздничные подарки: приближается 7 ноября. В предпраздничные дни у Кочубея особенно много хлопот. Сегодня в 9 часов утра около университета его будет ждать Михаил Демьяненко. Кочубей торо- пится, чтобы поспеть вовремя. От Брест-Литовского шоссе, где он теперь живет, до университета путь не малый. Вдруг до него донесся крик — пронзительный, страшный. Потом показались бегущие люди. Облава! Комендант Киева объявил, что в ближайшие дни город должен дать для отправки в Германию 7 ты- сяч рабочих. Киевляне хорошо знают, что такое «немецкий рай», и скрываются по чердакам, в погре- бах, удирают в села. На улицах теперь почти не встретишь молодого человека. Но и пожилым не легче. Петр Леонтьевич Тимченко рассказал, как за отказ поехать в Германию эсэсовцы на глазах жены и детей живьем закопали в землю одного че- ловека. ...А люди убегали, скрывались в подъездах, забе- гали во дворы. Кочубей уверенно шел своей дорогой: в кармане у него надежный аусвайс, выданный Главным железнодорожным управлением на имя Константина Иевлева, запрещающий каким бы то ни было учреждениям забирать его на другую работу. Вот почему Кочубей был так спокоен. К нему под- скочил мотоциклист с фашистским пауком на ру- каве: — Документ! — Пожалуйста,— Кочубей медленно вытащил из кармана удостоверение. 97
М. Д. Демьяненко (Фото 1964 г.) Должно быть, сам шеф Главного желез- нодорожного управле- ния, подпись которого стояла на удостовере- нии, не заметил бы, что это фальшивка,— так искусно изготовил его Володя Ананьев. Лишь бы только геста- повец не вздумал обы- скивать Кочубея. В его кармане два наряда на муку и масло для воинской части. Днем он должен встретить- ся с Оксаной Федоров- ной Тимченко и пере- дать ей эти наряды. Володя Ананьев сде- лает в типографии точь-в-точь такие же, а люди из группы Ана- толия Лазебного полу- чат по ним продукты. Фашист спешил, он быстро отпустил Кочубея. Григорий пересек мосто- вую. Сердце сжала боль: полицаи вели по дороге человек пять. Им не удалось скрыться. Сейчас бедо- лаг погонят на биржу труда, а оттуда в эшелон — в Германию, на каторгу. И кто знает, кому из них посчастливится еще увидеть родной Киев, Днепр... Кочубей ускорил шаг. Он представил себе, что творилось на бирже труда, куда со всех концов го- рода сгоняют жертвы облавы. Никак не удается Центру устроить на бирже труда своего человека после того, как пришлось убрать оттуда Машу Ом- шанскую. И хотя Кочубею кажется (он наблюдает за этим учреждением), что на бирже действуют дру- гие подпольщики, тем не менее хотелось бы иметь там и своего человека. Около университета Кочубей увидел Михаила, который внимательно читал объявление, вывешенное на дереве.
— Добрый день, пан Михаил! — нарочито громко и весело приветствовал Кочубей друга. — Мое почтеньице, дорогой пан! Как себя чув- ствуете? — обрадовался Демьяненко. Они направились к памятнику
— 96! — ответил Возненко. Свой! Надо немедленно оформить наряд, пока к складу не подскочил воинский грузовик и какой- нибудь из придирчивых интендантов не поинтере- совался, почему по воинским нарядам муку полу- чает штатский. Возненко со старичком быстро взвалили на воз несколько мешков муки, и он покатил в сторону Киева. Операция удалась. Дед — Николай Васильевич Бойко, довольный, поглаживал бороду. На возу ле- жало с полтонны муки. А в кармане — еще один на- ряд, на две тонны. Завтра он приедет сюда с Шеше- ней. Вдвоем скорее управятся. В это время в селе Ситники Макаровского района служащий молокопункта Андрей Дитченко, член подпольной группы Анатолия Лазебного, выдал Ни- колаю Шешене два пуда сливочного масла. Ловко действовал и Кирилл Ткачев. Ему не впер- вой получать у немцев продукты по фальшивым документам. И на этот раз он вывез с Носовского маслозавода несколько ящиков масла. В доме хранилась маленькая газетка, на которой большими буквами написано: «На змшу». Это га- зета пионеров. Почему же мама так бережет старень- кую газетку? В ней помещен портрет отца за то, что он хорошо потрудился. Степа частенько подходил к матери и просил: — Ма-а, дайте еще раз посмотреть батькин пор- трет. — Только гляди, не порви. Мама как маленькая. Разве можно порвать такую газету! На ней так красиво нарисовано: «С праздни- ком Великого Октября, друзья!» Степа помнит этот праздник. Его отец, сильный, высокий, усаживал его на плечо, и они шли празд- ничным Крещатиком. Было так красиво, играла му- зыка, люди пели. Степа тяжко вздохнул. Вот и завтра праздник Октября, но не будет музыки, не будет пения... Хоть 100
бы хлеба мама с базара принесла. Ни он, ни Маша ничего еще сегодня не ели. В дверь постучали. Степа подбежал к двери: — Кто там? Мама сто раз ему наказывала, чтобы он никого не пускал в дом. — Кто там? Ответа нет. Степа подождал немного, потом все же приоткрыл дверь. Никого. На крыльце какой-то сверток. Кто его положил? Удивительно! Мальчик взял сверток и бегом в дом. Когда он развернул сверток, то глазам своим не поверил. Масло, мука, сахар. И какое-то письмо... Степа хо- рошо читал, даром что в школу не ходил. Да и на- писано было большими четкими буквами: «Дорогие друзья! Завтра — 7 ноября, день 25-летия Великой Ок- тябрьской социалистической революции. Помните этот день! Мы — ваши друзья, мы с вами! Красная Армия вернется! Киев будет советским! Смерть немецким оккупантам!» Видал! А мама говорила: «Никому не открывай». Разве можно не открывать, когда тебе на порог эта- кое приносят. — Машка, где ты там, Машка! Гляди, что нам подарили красноармейцы! — окликнул он сестру. В это время в хату вбежала мать: — Степан, почему дверь настежь? Сынок! — и по- раженная остановилась посреди хаты. — Глядите, это от папки... Какие-то люди при- несли. Мама прижала к себе детей: — Среди добрых людей живем, дети. Нет, не про- падем, дождемся победы, дождемся,— и улыбнулась. Улыбнулась, может, впервые за эти долгие страш- ные месяцы. Степа выбежал на улицу. Поскорее к товарищам, что живут поблизости, скорее рассказать об удиви- тельном подарке. А ему навстречу уже бежал сосед- ский Петрусь. В руках у мальчика кусочек сахару. — На, попробуй, какое сладкое.— Ручонки даже дрожали от радости. 101
А вот вихрем выбежала Людка, взъерошенная, счастливая. И она получила гостинец от неведомых друзей. Порфирий Григорьевич Нечваль, когда-то дежур- ный станции Нежин, а теперь стрелочник, медленно брел по рельсовым путям. Уже вторые сутки накрапывает осенний дождь. Холодные капли затекают за шею. Но Порфирий не замечает этого. Его мысли заняты другим. Только что на третий путь из Путивля прибыл эшелон. Из окон вагона, переплетенных колючей проволокой, до- носились крики, проклятия, стоны. Стоявший на посту полицай подмигнул прохо- дившему мимо Порфирию: — Ишь какой концерт завело это быдло парти- занское. Из вагона кто-то крикнул: — Откройте дверь! Женщин и детей пожалейте! — Я тебе пожалею! — гаркнул полицай.— Как врежу из автомата... Порфирий тяжко вздохнул и пошел прочь от страшного места. Как только наступили сумерки, Нечваль снова направился к тому вагону. За эти несколько часов он с товарищами условился, как спасти обреченных людей. Вот и эшелон. Сюда должны подойти на манев- ровом паровозе Петр Гаврош и Петр Виротченко. Около вагонов тихо, не видно даже охранников; должно быть, испугались дождя и понадеялись на колючую проволоку. Вдруг на Нечваля надвинулось что-то темное и большое. Это шел маневровый паровоз с погашен- ными фарами. Тихо соскочили Гаврош и Виротченко. Тихо отцепили вагон с советскими людьми, и — про- щайте, полицаи! Нечваль вскочил на подножку. Ско- рее, скорее! А дождь хлещет, шумит, помогает под- польщикам. В тупике Нечваль и его напарник Иван Василенко открыли двери теплушки. Оттуда ударил тяжелый спертый воздух. Нежный луч фонариков осветил внутренность теплушки. 102
— Товарищи! Приветствуем вас с праздником Октября! Скорее, только тихо, выходите. Бегите в лес. Там свои, помогут,— напутствовали подполь- щики освобожденных ими людей. Кажется, все. Нет, в углу кто-то лежит. — Что же вы? Скорее! — Не могу. Ноги перебиты,— простонал узник. — Мы вам поможем. — Спасибо, бегите, а то вас схватят. Бегите! — Иван, возьми! — Нечваль подхватил на руки легонькое, словно детское, тело раненого, передал ка- кому-то заключенному, а сам схватил из рук пожи- лой женщины больную девочку. Вдали темнел лес. — Товарищи! — шепотом сказал Нечваль.— Кто сохранил силы, добирайтесь до леса. А женщины, пожилые и больные расходитесь по селам... Там про- сите приюта. Да скорее, пока охрана не очнулась. Счастливого вам пути, товарищи. И — с праздником вас! Завтра 7 ноября. ...Утром в Нежин прибыл отряд карателей. Фран- товатый эсэсовский офицер вскочил в кабинет де- журного по станции. — Какой путь есть вагон из Путивль? — крик- нул он. — Пожалуйста, пан, на третий,— услужливо от- ветил дежурный. Через десять минут на станции поднялась паника. Вагона с узниками на третьем пути не было. Его на- шли в тупике, но там уже было пусто. А в вагоне конвоя валялись шестеро пьяных полицаев. Железнодорожники с удовольствием наблюдали, как взбешенные каратели, насилу растормошив по- лицаев, скрутили им руки и потащили в коменда- туру. День 7 ноября начинался хорошо. 5. Наступила зима. Вторая военная зима. Улицы Киева в снежных сугробах. Трамваи не ходят. На- прасно городская управа выносила грозные постанов- юз