Любовь хранит нас
Шрифт:
— Смирнов! Ты это все сейчас серьезно? — с набитым ртом, картавя, задает вопрос. — Кулинарные изыски, какие-то права, секс, интимные отношения. Алексей!
— Безусловно! Разве похоже на то, что я шучу. Люблю, конечно, пошутить, очень ценю добротный юмор, но не переношу цинизм и не всегда понимаю сарказм. Да что я вру, просто — никогда! Однако…
— Это ведь мой дом, моя квартира, а ты собрался здесь хозяйничать и устанавливать свои порядки? Хочу только одно спросить, а по какому праву? Кто это самоуправство и беззаконие разрешил?
— Все очень просто, душа моя. Я ведь сплю с тобой,
— Мне это неинтересно. С какой стати ты это сообщаешь?
— Предупреждаю, что за измену я обоих в порошок сотру. Пусть даже ценой своей свободы, но имей в виду, что я не позволю делать из себя дурака.
У Климовой открывается рот и стремительно ползут на лоб глаза. Ольга давится хлебом, кашляет и прикрывает рот рукой. Она краснеет и заходится в удушающем приступе, а я приподнимаюсь и легко постукиваю раскрытой ладонью по ее спине. Климова дергается и рукой пытается отклонить жест моей доброй воли. Она выворачивается и, наконец, выскакивает из-за стола.
— Ты оборзел? — Оля пятится, пока не упирается в рабочий стол. — Это наглость и долбаное самоуправство. Господи, это же какой-то сумасшедший бред!
— Нет, одалиска, это наш тест-драйв.
— Ты… Что? Тест-драйв, типа пробы и ошибки?
— Мы будем жить вместе, пока друг к другу не привыкнем. Пока не притремся…
— Ты все же болен, Алексей! Мания преследователя, эгоизм, патологическая самоуверенность, завышенная до небес самооценка. И потом, у тебя ведь есть своя квартира, вернее твой великолепный дом. В конце концов, мы не пара, а то, что произошло там, на маяке, — она замолкает и, по-моему, начинает тщательнее подбирать слова, — было, скорей всего, ошибкой. Моей! Я виновата, ведь позволила тебе…
Я резко поднимаюсь — ножки стула скребут пол, а визг и скрежет кафеля вызывают судорогу лицевых мышц Климовой. Демонстративно медленно вытягиваюсь во весь свой рост, а потом хищно к ней приближаюсь. Почему-то именно сейчас я сам себе кажусь чересчур высоким и большим.
— Ты ошиблась, солнышко? — шиплю и надвигаюсь. — Ошиблась, да? Стратила и поспешила?
— Алексей, — как будто умоляет, — пожалуйста. Я прошу, услышь меня.
— Мы проведем сейчас с тобой маленькую работу над ошибками, такую легонькую разъяснительную беседу, наладим, так сказать, учебно-воспитательный процесс, — одной рукой за талию притягиваю ее к себе. — Повторим пройденный материал, а ты ответишь на мои контрольные вопросы. Как тебе такой вариант?
— Я не боюсь тебя, — она гордо вскидывает подбородок. — Слышишь, Смирнов? Не боюсь! — последнее выкрикивает.
— Душа моя, так я тебя и не пугаю. И в мыслях даже не было! У меня, вообще, по отношению к тебе несколько иная цель, — приближаю свое лицо к ее, практически касаюсь губ, еще чуть-чуть и поцелую.
— Не смей, — она откидывается телом на столешницу, а я бережно поддерживаю ее изгиб. — Не смей, сказала.
— Тшш, — укладываю Ольгу на ровную поверхность и целую.
Сначала трогаю губами осторожно, целомудренно, а потом вхожу в азарт. Пробую, прикусываю и целую, пробираюсь наглым языком туда, куда до этого момента было еще нельзя. Климова задыхается,
— Ты очень вкусная и мягкая, душа моя, — отрываюсь от нее, быстро успокаиваю свое дыхание, облизываюсь и всматриваюсь в полуприкрытые глаза. — Немного прибалдела, одалиска, да?
— А ты наглый, дерзкий, грубый, самоуверенный, настырный, нескромный… Ты… Беспринципный, жестокий. Ты…
Вздергиваю подбородок и показываю взглядом, мол, не стесняйся, одалиска, — продолжай.
— Грубиян! Отъявленный мерзавец. Негодяй! Подлец! Ты — оккупант!
— Значит, есть контакт! Работает моя система. Оккупант? С каких пор, душа моя?
— Со вчера! С вечера, если быть точнее. Это ведь моя квартира! — пищит. — Моя! Моя! Завещана моим отцом. Я — его единственная дочь, наследница. Ты заявился пьяный…
— За последнее прошу прощения. Но! На твою жилплощадь я не претендую, чего ты верещишь, всего лишь на хозяйку и то исключительно с благими намерениями и целями. Расслабить, разрядить. Оль, секс для эмоционального, психического здоровья полезен. Врачи так говорят. Чего ты? — провожу рукой по дрожащей шейке, обхватываю мягко горло и сжимаю, словно жизнедеятельность проверяю, затем спускаюсь по грудине вниз.
Она перехватывает мою руку возле своего правого полушария и визжит:
— Господи! Как это получилось? Как?
Мы безусловно сходимся с ней по некоторым вопросам. «Как это произошло?» — один из них! Вот Зверь, например, уверен, что мои родители поспособствовали спонтанному развитию этих отношений и их небезграничное терпение к моей жизни холостой привело к интересной, но весьма печальной для Оленьки встрече со мной, но я предпочитаю все же иное толкование — так нам предначертано судьбой!
Она ударяет кулачком в мое плечо, семенит ногами и вращает головой:
— Смирнов, перестань! Тебе смешно? Что ты скалишься? Это же ненормально!
— Когда ты называешь меня по фамилии, — поднимаюсь вместе с ней и, как куклу, аккуратно подвожу к ее месту за столом, — признаюсь честно, что это меня заводит. Ты словно провоцируешь и я, как вштыренный, на это все ведусь…
— Хочешь, я буду называть тебя…
— Не стоит, — краем глаза наблюдаю мерцание индикатора мобильного телефона. — Прости, пожалуйста, совместные плотские шалости откладываются на потом. На этот звонок надо ответить. Завтракай без меня. Настраивайся на продолжение — оно сегодня точно будет! — шутливо выстреливаю пальцем в ее глаз, подмигиваю и, тяжело вздыхая, беру свой телефон.
Сучий сын Сереженька звонит! Что ему надо? В такую рань! У нас с ним два часа разницы — младшенький географически «опаздывает»! Заграничный идиот!
Выхожу и следую, прослушивая вибрацию телефона, в зал. Прикрываю дверь, на секунду прикрываю глаза, и с блаженной улыбкой на устах нажимаю кнопочку «Ответить»:
— Чего тебе не спится, мой любимый братик?
— По тебе соскучился, — он хрипло шепчет в трубку. — Как твои дела?
— Я так понимаю, у тебя какие-то проблемы.
— Чужая, блядь, страна. Это на сегодняшний момент моя единственная проблема. Чужой язык, культура, нет между нами взаимопонимания, менталитет не тот, и потом, я тут один, мне скучно, я тоскую…