Любовь хранит нас
Шрифт:
Вроде добрый сказочный праздник, но настроение совсем не радостное, скорее, на нуле, хотя вот только два часа назад у нас все было с точностью да наоборот. Мы шутили, гуляли по промерзшей набережной, пели песни у импровизированных костров, а Ольга от души накачивалась виноградным подогретым пойлом, а сейчас по комнатам разбрелись, словно незнакомцы, живущие, как на беду, в одном отеле. Я так больше не могу!
Похоже, водные процедуры закончены — щелчок двери и шустрый топот женских ног по деревянным слегка поскрипывающим половицам.
— Ты все? — ору наверх, что есть мочи. — Оля! Все?
Хлопок
Поджимаю губы, вздергиваю брови, кривляюсь и направляюсь в ванную комнату, чтобы холодный душ принять. Все ведь колом стоит — и это, блядь, Серый, тебе не шутки. Здоровый мужик, с охренеть каким либидо, с нерастраченной сексуальной энергией и тупо вынужденно одинок. Это все она! Все из-за нее! Агрессивно намыливаю шампунем голову, пальцами раздираю себе кожу, а потом, обмываясь, неосторожно ладонью задеваю «там». Твою мать! Ударяюсь лбом об кафельную стену, зажмуриваю глаза, закусываю нижнюю губу и наощупь обхватываю дергающийся член:
«Ты — сука, Оля! Так же ведь нельзя, я — живой человек, я — мужчина, а ты — динамо, динамо, динамо, ах ты ж… Бля-я-я-ядь!».
Произношу проклятия и при каждом выплюнутом слове надрачиваю себя. Мне кажется, что весь свой холодный душ я только то и делаю, что тупо дергаю, дергаю, сжимаю и отпускаю, сильно матерю ее, при этом вспоминая все физические прелести и гребаные эмоциональные недостатки. Ну что сказать? Ни хрена не помогло, скорее, наоборот — все стало только хуже! Походка все так же неуверенна, в мозгах психический хмель теперь гудит, а руки дергаются и задевают очень воспаленные участки тела. У меня все и везде просто каменно стоит!
Отряхиваю воду с волос, насухо вытираюсь, осматриваюсь по сторонам — ни трусов, ни лифчиков, ни какой-нибудь жалкой шпильки или резинки для волос. Я бы взял хоть что-нибудь на память, но нет — все та же пустота и… Жадность? Климова, как ты сейчас однозначно не права!
Громко дышу и спускаюсь по лестнице в зал, на свое вынужденное собачье место. Оглядываюсь по сторонам, мне почему-то кажется, что в комнате я не один, тут кто-то уже есть — он слишком шумно дышит, но тихонько всхлипывает и испуганно молчит.
— Оля, твою мать! — бью рукой по выключателю. — Ты что тут забыла?
Что это такое? Приплыли! Что это на ней надето? Вернее, по-моему, на ней чего-то не хватает! Так чего на одалиске нет? Да чтоб меня! Но все равно красиво! Воздушная сиреневая юбка, собранная из лоскутов, и ослепительно золотой с монетами широкий пояс. И все! Больше ничего!
— Убери свет немедленно. Кому сказала? Алексей! — она прикрывает обнаженную грудь руками и чем-то, словно мелочью в карманах, звенит. — Я прошу! Алеша…
— Ты…
— Я сейчас уйду, если ты меня не будешь слушать, — рычит.
Понял-понял! М-м-м! Облегчение никак не наступает и у меня реально уже все нестерпимо болит! Мягко опускаю тумблер выключателя вниз — свет гаснет, а эта пьяная развратница после некоторого установившегося молчания громко и со злостью заявляет:
— Ты ведь хотел приват, Смирнов? Хотел? Или все уже, типа передумал? Сник?
— Насильно — нет! Хочу исключительно по обоюдному желанию, — стараюсь не смотреть в ту сторону, где она сейчас стоит, и задом неуверенно шагаю на диван. — Без чьего-либо принуждения,
— Ты будешь только смотреть! — с выдохом продолжает. — Только смотреть и ничего больше!
Твою мать! Смотреть так смотреть — уговорила. А дальше-то что?
— Оль…
— Обещай, Смирнов. Руки распускать не смей! Леша?
Хотя бы так!
— Клянусь, — кривлю лицо и с громким выдохом падаю на не очень мягкие подушки. — Я обещаю, что не прикоснусь. За это не переживай.
Она подходит ближе, а я откидываюсь на спинку и, по-моему, страшусь теперь моргнуть, а вдруг видение исчезнет.
— Это… Ты… Оль, а дальше что? Я совсем не знаю этих правил. Это что сейчас будет? Стриптиз? Насилие? Ты без непосредственного участия тупо отымеешь меня… М-м-м! Твою мать, Климова!
— Тшш, — Оля прикасается пальцем к моим губам и делает какое-то странное ритмичное движение своим бедром. — Это просто танец! Тук-тук-тук-тук! Просто смотри, Смирнов! Просто смотри…
Она очень красивая, а для меня желанная. Хватит уже обманывать себя! Хочу ее до одури, до безумно ярких искр из глаз. Тонкая и обнаженная по пояс — она великолепна, а со стоячей упругой грудью и задранными вверх сосками, с переливающейся блестящей кожей — она во сто крат еще прекраснее. Такая, блин, недосягаемая! Или это я долбаной обыденностью приземлен? Мне почему-то кажется, что эта Ольга, таинственная полуголая девица с монистом на упругой заднице, слишком горяча и чересчур перевозбуждена. По-моему, у одалиски та самая сосковая эрекция — ее коричневые пуговки мощно пульсируют и уверенно стоят. Она наклоняется ко мне и вертит сиськами восьмерки, а я, придурок, все равно упорото смотрю в ее чернющие глаза. А там уже огонь какого-то безумия играет и долбаная жажда обладать нет-нет, да и проскочит мимолетно. Что мне мешает ее сейчас грубо и без разрешения взять? Она ведь даже пискнуть не успеет — раз, скручу, зажму, раскрою, на спину и на диван!
Протягиваю руку, а она отходит дальше и медленно снимает с пояса какой-то шелковый прозрачный платок, по-видимому, мой будущий экстравагантный саван.
— Нет. Стоять! Назад, Смирнов.
Встряхиваю голову, зажмуриваю глаза и несколько раз выдыхаю через рот.
— Оля, пожалуйста.
— Нет, я сказала. Ты ведь мне поклялся. Даже пообещал.
Теперь корю себя! Вот я урод тупоголовый, сам себя на эротическую пытку подписал.
Она прогибается назад и делает почти тот самый гимнастический мостик, при этом я вижу, как мышцы живота совершают прямую и обратную волну, а в районе пупка вздрагивают вверх-вниз, словно новый эксклюзивный сердечный пульс настраивают. Встаю с дивана и медленно к ней подхожу — в лицо летит еще платок.
— Назад, Смирнов.
— Перестань, — шепчу. — Хватит! Я сдаюсь. Слышишь? Климова! Сдаюсь, сдаюсь… Оля, иди сюда.
Ольга вращает тазом. Мощно, очень широко. Закладывает руки за голову и быстро-быстро трясет перед моей рожей своим правым бедром. В ушах звенит, а в глазах — туман и мрак…
— Отойди, — визжит. — Дальше, Алексей! Отойди от меня.
— Обойдешься, Оленька.
Перехватываю где-то на оголенной талии и сильно прижимаю к себе. Утыкаюсь подбородком в женскую макушку и, прикрыв глаза, шепчу: