Любовь и ненависть

Шевцов Иван Михайлович

и в голосе ее звучала явная ирония.

– Я в этом почти уверен, и вы напрасно иронизируете,

Евгения Даниловна.

– Почти, - повторила она и встала из-за стола, медленно

поправила пышную копну "пристяжных" волос.
– А не кажется

ли вам, товарищ Шустов, что вы воюете с ветряными

мельницами? Вы переоценили себя, свою роль в медицине и

боретесь с выдуманными вами же противниками. Вы слишком

озлоблены своими неудачами.

–

Это какими же?
– насторожился я.

– Да вот хотя бы научным обоснованием вашего метода.

Ведь вы до сих пор не можете подвести под него

теоретическую базу. Так это или нет? Или я не совсем в курсе?

– О нет, Евгения Даниловна, - быстро заговорил я.
– Вы

даже очень в курсе, слишком в курсе. Только позвольте вас

спросить: разве больным, исцеленным методом

вакуумтерапии, хуже от того, что метод, сама его практика пока

что не получили окончательного теоретического объяснения?
–

Не дав ей ответить и не сводя, с нее требовательного взгляда,

я стремительно продолжал: - На протяжении веков люди

наблюдают шаровую молнию, видят ее в самых неожиданных,

невероятных проявлениях. А что это такое - объяснить не

могут. Наука пока бессильна теоретически обосновать это

загадочное явление. Или вот вам еще пример: недалеко от

Дели, в Индии, высится огромная железная колонна,

сооруженная еще в четвертом веке нашей эры. Железная, а не

ржавеет, совершенно не подвержена атмосферным влияниям.

Почему? Что предохраняет ее от окисления, в чем секрет?

Ученые бьются уже долгие годы, а определить не могут, не в

состоянии объяснить, или, как вы говорите, подвести

теоретическую базу. Но мы же не отрицаем факта

существования и шаровой молнии и этой загадочной железной

колонны только потому, что теоретически не можем

обосновать? Придет время - объясним. Дайте срок. История с

партбилетом, между прочим, со временем тоже всплывет.

– Ну куда хватил! Разные вещи... - поморщившись,

отмахнулась Лапина.

– Разные, говорите? А вы уверены, что президента

Кеннеди убил Ли Освальд?
– вдруг спросил я.

– Я не понимаю ваших аналогий. Они несовместимы.

– Так ли уж несовместимы?.. Вы не верите мне, считаете,

что я сочинил легенду с партбилетом. А я клянусь вам честью

коммуниста - все было именно так, как я говорю. И если бы вы

спокойно, беспристрастно анализировали, вы бы не сделали

таких поспешных выводов.

Теперь уже она слушала меня внимательно, не пытаясь

прервать. Очевидно, убеждения ее были поколеблены.

Спросила:

–

Почему ж вы сразу не обратились в милицию?

– Я заявил сотруднику уголовного розыска капитану

Ясеневу.

– Почему именно ему, а не в отделение милиции? -

недоверчиво переспросила она. - Он, кажется, муж вашей

подчиненной?

– А разве это имеет какое-то значение?

– Я думаю, товарищ Шустов, не очень прилично ходить

по ресторанам и концертам со своими подчиненными. Тем

более что Ясенева замужем.

– Ирина Ясенева - мой давнишний друг и жена моего

друга. Это к вашему сведению. А теперь позвольте вас

спросить: вы всегда так плохо думаете о людях? Не помню, кто

из великих сказал, что люди с дурными наклонностями дурно

думают о других.
– На дерзость я всегда отвечал дерзостью.

Она вспыхнула, даже, кажется, смутилась, не сразу нашлась, а

я, уже не в силах владеть собой, продолжал в запальчивости: -

Честный человек меньше всего склонен подозревать других в

бесчестии. Честный беспечен и доверчив. Жулик

подозрителен, лицемерен... Когда же мы наконец научимся

доверять людям?
– неожиданно закончил я, а Лапина, быстро

придя в себя, сказала как бы между прочим:

– Нам бы не хотелось разбирать еще и донжуанские

похождения коммуниста Шустова. И если я вам об этом

сказала, то только потому, что райком имеет сигналы. Но мы

отвлеклись от главного, зачем я вас пригласила.

– Я вижу, тут целый комплекс обвинений, - вставил я, но

она пропустила мое замечание мимо ушей, продолжала

категорично, с сухой официальностью:

– Я попрошу вас написать объяснение по поводу утери

партбилета.

На этом закончился неприятный для нас обоих разговор.

Я написал объяснение там же в райкоме и передал его

Лапиной молча, без слов. Молчала и она, но, прощаясь,

подала мне руку и пожала крепко, по-мужски. Говорят, это

хороший симптом, но меня он нисколько не успокоил. Я

находился в состоянии крайнего потрясения и решил сейчас

же поговорить с первым секретарем райкома. Секретарша, уже

знакомая мне девушка, сказала, что товарищ Армянов занят,

что у него там народ, и посоветовала мне позвонить ему по

телефону и условиться о встрече. Меня это не устраивало: я

хотел встретиться с ним сегодня, сейчас. Я вспомнил его

слова: "У вас много врагов... Очень серьезных". И был

убежден, что "фокус" с партбилетом - работа моих врагов,