Любовь и ненависть
Шрифт:
очевидно, еще безусого юнца, уже познавшего смертельную
опасность и цену человеческой жизни, Бабешко спросил:
– Ну что, не припоминаешь?.. Старший лейтенант
Чибисов. Фамилия-то уж больно знакомая.
Отец сиял очки, нахмурился и долго ничего не говорил.
Потом как-то сразу сощурил глаза и ласково, вполголоса
молвил:
– Артем Чибисов... Такие не забываются. В дивизии
Самигуллы Валлиулина разведкой командовал. Отчаянный
был паренек. Тут, разумеется,
– тряхнул многотиражкой, - а настоящие подвиги его были
фантастическими. Ни один фантаст не придумает. Отчаянный,
лихой был паренек.
– Хочу его разыскать, - пояснил Бабешко, перебивая.
–
Где он и что, ты ничего не слышал? Может, знаешь?
– Стихи писал. Все про любовь, про девушку, про мечту, -
вместо ответа сказал отец.
– Редактор многотиражки не хотел
печатать его стихов, требовал героического. А у него грустные
стихи были. Лирика. Тогда редактор прозу потребовал. Вот
Чибисов и дал ему прозу. А что, сильная штука? - отец
вопросительно посмотрел на меня, требуя моей оценки. Я
дипломатично промолчал. - И страшная. Страшна каким-то
предчувствием, фатализмом. В одном из походов в тыл врага
он был схвачен гитлеровцами и казнен.
Сейчас мне хотелось побыть одному. Оставив ветеранов,
я ушел к себе в надежде привести в порядок хаос мыслей, хотя
сделать это было нелегко. Одна беспокойней другой, они
теснились в возбужденном мозгу, не давая покоя душе,
мелькали имена: Ирина, Дина, Захваткина, Лапина, Армянов,
Андрей, Пайкин, Семенов, Артем Чибисов с его аллегорией. И
хотя за этими именами стояли очень разные люди, друзья мои
и недруги, все они сегодня так или иначе были причастны к
моей судьбе.
Я верю в человека, в мой народ. Когда-то один из
персонажей Достоевского сказал, что человек слишком широк -
сузить бы его. А мне хочется сказать наоборот: узковат иногда
бывает человек для масштабов нашего времени. Надо бы
пошире. Страна Ломоносова, Толстого, страна Ленина имеет
право на гигантов.
Семенов мешает думать, отвлекает мысли на себя:
очевидно, предстоит новая схватка с ним. А что такое этот
Вячеслав Михайлович? Его не расширять надо, а для начала
хотя б снять с него маску учености, глубокомыслия и важности.
Такие маски стали вроде униформы явной посредственности.
Ничтожество всегда заботится о внешнем лоске, дабы под
элегантными одеждами и изысканными манерами скрыть свое
существо. У меня нет к Семенову ни ненависти, ни вражды. Я
презрел его однажды, когда понял. И все.
Я не слышал, как ушел Бабешко: я, наверно, задремал,
потому что заглянувший ко мне в комнату отец тут же отпрянул
назад: -
терзай себя понапрасну разными мыслями. Все утрясется, все
уладится. Правда на твоей стороне. А это главное - где правда,
там и сила.
– И ушел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Эх, друг ты мой сердешный, добрый друг! Если бы в
жизни все было так. Отрадно то, что в жизни гораздо больше
хорошего, чем плохого, и людей настоящих во много-много раз
больше, чем дурных, и число их растет с каждым поколением.
И чем выше, чище и шире становится настоящий человек, тем
яснее, четче видны ничтожества, подобные Пайкину, те,
которые уродуют, похабят и оскверняют жизнь своими
гнусными, подлыми делишками.
У жизни, мой генерал, как и у нас с тобой, есть друзья и
враги. О них надо говорить людям открыто, громко, во весь
голос.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ВРАГ
Глава первая
Милиция... В этом слове звучат гордость, уважение и
благодарная вера в людей высокого долга, чья служба сколь
почетна, столь и тяжела. Эти люди не знают покоя и мирных
будней. Они, как фронтовики, всегда в состоянии боевой
тревоги, в постоянной схватке с врагом, и схватка эта, порою
жестокая и кровопролитная, требует ловкости и силы,
мужества и нравственной чистоты. Она рождает подвиг. И
было бы несправедливым, говоря о людях в синих шинелях,
умолчать о тех, с кем они борются, точно так же, как, описывая
жизнь и будни моряков, нельзя не показать моря с его
необузданной и величавой стихией. Или, рассказывая о
врачах, обойти стороной болезни и страдания больных. Иначе
картина будет неполной, вернее, самой картины-то не
получится. У каждого героя есть враг. Подвиг раскрывается в
битве, в столкновении. Чтобы оценить героя, надо знать его
врага, видеть их схватку. Только тогда можно полюбить одних и
возненавидеть других.
В каждом обществе есть пена, накипь. Борьба с ней
нелегкая, и, конечно, профессиональным стражам
общественного порядка бороться с ней в одиночку трудно.
Само общество должно активно включаться в борьбу с этой
накипью, каждый рядовой гражданин в меру своих сил,
способностей и возможностей должен участвовать в этой