Любовь нам все прощает

Иголкина Леля

— Детка!

— Я Женя! У меня есть имя! Запомни уже это, в конце концов. Все эти мерзкие уменьшительно-ласкательные прозвища унижают меня и обезличивают. Скольких «деток» ты, как сам говоришь, е. ал? Скольким «малышкам» член вставлял? Чика… Ха! Это ведь собирательный образ! Та «чика» в красном, жуть как, хороша. Я ТЕБЕ НЕ ДЕТКА, НЕ МАЛЫШКА, НЕ ЧИКА, НЕ СЛАДКАЯ… Закрой свой рот!

Ловлю ее в захват, крепко зажимаю, разворачиваю и плотно притискиваю спиной к себе. Женя дергает ногами, вращает головой и щедро потчует меня своими волосами.

— Не отпущу тебя, не вырвешься, Евгения.

— Стоили мои старания такого вот финала? Я все равно разбита, уничтожена, раздавлена. Ты, словно ластиком, стер меня. Прошло два месяца, а ты… —

наконец-то переводит разговор в настоящее время.

— Я очень ждал тебя! Все, что ты увидела, неправда! — оглядываясь по сторонам, осторожно направляюсь к своему автомобилю. — Подгон под ответ, состряпывание положительного результата. Подлог, если тебе угодно. Я не сдамся без разговора.

— Пусти меня, пожалуйста, — моя ноша прекращает бешеные движения и странно обмякает, — я никуда не убегу. Устала… Слишком…

— Нет! — не ведусь на ее возможно искренние заверения.

— Тебе ведь тяжело, я слегка поправилась, — очень тихо произносит. — Надорвешься.

— Ни капельки, Рейес, ни одного лишнего грамма. Все, как было раньше. Только…

— Отвези меня домой, Сережа, — хныча, просит.

— Сейчас поедем, — опускаю девочку на землю, убедившись, что ее стопы коснулись снежного покрова, из рук все равно не выпускаю.

— Я не убегу, — искривленным ртом смеется, — ночь на улице, какой-то жуткий район и нет здесь знакомых. Вся моя семья там! Там! В Гаване! Я тут только задержалась…

О! Блядь! Нет! Не начинай! Этого точно никогда не будет.

— У меня, наверное, вчера был день рождения, — стараясь не слушать ее, размеренно продолжаю. — Хочу отпраздновать… Но никак не выходит. Все какие-то препоны, то гости не пришли, то стремительно хотят сбежать, не дождавшись сладкого стола, — пытаюсь рассмешить и расслабить сжавшуюся в бесформенный комок девчонку.

— Я очень устала. И потом…

Нет! С ней бесполезно разговаривать. Она хочет домой, значит, туда и поедем. Она говорит про свою семью и про вынужденное одиночество в этом городе, значит, увеличим наше поголовье. Мать допекла ее, значит…

Подсаживаю Женю на заднее сиденье, с усилием руками наступаю ей на плечи, принуждая лечь на спину. Она упирается и постоянно смотрит на наши точки соприкосновения, а мне на ум почему-то живенько приходит вчерашний разговор с братвой о сексе на задушке. Шиплю и постоянно повторяю детское «тшш, тише-тише, тшш», пытаясь успокоить разгулявшуюся не на шутку дикую кошку. Подкладываю ей под голову подушку и укрываю ноги пледом.

«Встречай гостей, родная!» — набиваю сообщение в семейном чате.

«Что-то случилось?» — мать шустро отвечает.

«У меня день рождения, мама, если ты об этом помнишь. — Сережа, что происходит? — Мы едем в гости. — В гости? То есть? Я перезвоню? — Не стоит, мам. Она только-только уснула, мы довели ее до нервного истощения. И ты… — Мы о Жене? — Именно. — Что ты натворил? — Я? Хотя и я тоже. — Очень сильно волнуюсь и хочу позвонить. В конце концов, ты не смеешь мне что-то запрещать. — Я ведь трубку не возьму — наяривай, родная, дальше. А так у нас есть с тобой реальная возможность заранее договориться о стратегии дальнейшего поведения. Я хочу, чтобы ты призналась ей, как искусно забраковала и свела на „нет“ всю ее работу, а потом… — Я этого не делала! Мне очень жаль, что ты так думаешь, но уверяю, что сильно ошибаешься, Сергей! — Зачем ты так? — Как? — Стоп! Стоп! До меня, по-моему, начинает кое-что доходить. Это все было затеяно с той целью, чтобы… — Она великолепная женщина, замечательный, трудолюбивый, исполнительный, верный человечек и она… — За эти все эпитеты ты выгнала ее из своего клуба по точным интересам? Ха-ха! — И передала тебе! — Ты… — Она ведь с тобой? — Да! — А ты? — То есть? — Вы вместе. — Кем ты себя возомнила, ма? — Матерью, переживающей за судьбу своего сына… Вы с ней красивая и оригинальная пара! А ты неуживчивый и шустрый парень с неустановленной гиперактивностью. Я помню наш первый разговор в твоем доме, когда мы с

отцом случайно столкнулись там с вами. Ты готов был отпустить ее, если… — Ты больная, что ли, я сейчас не вкурю? Ты стратегию из теории игр на нас с ней проверяла? — Не я, Сережа, не я. Мне кажется, это ты… — Что? — Немного тронулся на девчонке, угу? Свихнулся, увяз… Ты влюбился, Сережа? — Тронулся, свихнулся, увяз? — Ты все правильно расслышал и даже повторил в том порядке, который я привела. Правда, кое-что не назвал. Я делаю вывод, что то, о чем ты умолчал имеет несколько большее влияние на выбор принятия тобой решений. Влюблен в нее? Сейчас боишься… Дергаешься… Лажаешь! Но при этом стараешься сохранить свое лицо, наигранный мачизм и сдерживаешь… Ты сдерживаешь свою похоть. Бережешься, хранишь себя… Ждешь девочку! Приехала и ты уже сам строчишь в чате той, которую три дня назад открыто посылал на три буквы — я прощаю это, прощаю твою грубость, как любящая тебя мать. Так вот, ты с пеной у рта обвинял меня и ругался, что я якобы разрушила ее несуществующую карьеру. Я… — На этом все! — Такой беспомощный, несмышлёный, словно мальчишка. Нет в этом логики и доказательная база неустойчива, и ты, бедняга, не знаешь, что делать, как правильно принять решение. — Да, пусть будет так… Фух! Спокойной ночи, наверное. Все к чертям собачьим отменяется. Это какой-то сумасшедший дом. Но… — Мы ждем вас, Серега! — Нет! Я отвезу ее домой… И на этом все! — Хм! Посмотрим!».

Чего-чего? Отбрасываю трубку на соседнее пустующее кресло и нажимаю кнопку «старт». У этого мелкого стратега ни хрена не выйдет! Обалдеть! Моя мать — сводня! Почуяла легкую добычу и свела… Она там в своем персональном японском садике вивисекцией, что ли, занимается? Я начинаю волноваться за отца.

Не спеша подруливаю к Женькиному дому, притормаживая возле нужного подъезда, бросаю взгляд в зеркало заднего вида и замечаю уничтожающие искры, испускаемые карими глазенками малышки.

— Мы приехали, — смаргиваю, пытаясь закончить очную пытку.

— Спасибо.

Она бережно откладывает плед и поправляет подушку рядом с собой, затем тянется рукой к блокированным мной дверям.

— Тут заперто, — несколько раз бесполезно нажимает на кнопку. — Что-то делаю не так?

— Когда увидимся?

— Никогда, — очень четко и быстро отвечает.

— Женя…

И снова:

— М-м-м!

— Тебе не кажется…

— Нет, я видела все довольно четко, — обрывает. — Сергей, спасибо, что подвез домой. Если я должна заплатить за услугу, хотя я склоняюсь к мысли, что ты не такой, то назови сумму…

Встречается сейчас со мной через узкое зеркальное стекло и понимает, что в настоящий момент ей лучше бы заткнуться, иначе я заткну ее немного жестким способом.

— Заеду завтра.

— Нет-нет.

— О работе своей уже не вспоминаешь? — ухмыляюсь и откровенно злорадствую. — Не интересует, что будет с твоим научным творением дальше?

— Я понимаю, что ничего хорошего. Не утруждайся сейчас, унижая меня такими мерзкими словечками. Истину о моих способностях мне открыл ОН, еще тогда. Видимо, гад сломал меня и уничтожил, как личность, как жалкого человека. Здесь, в этом институте, меня всего лишь бережно поставили на место. Я понимаю, что ничего другого, как таскать за твоей матерью конспекты, мне уже не светит, а после того, чему свидетелем я стала этой ночью… Господи! Да твоя мать просто в порошок сотрет меня! Ведь я ушла от ее любимого сыночка!

— Кто? Ты? Ушла? — сощуриваюсь и пренебрежительно искривляю рот. — Не будет этого. Нужна…

— Причина, я права, Сергей?

— Да! Но такая, чтобы я с ней согласился…

— По-твоему, измена — не достаточный повод для прекращения всяческих отношений? Это грубое предательство, к тому же мерзкое, само по себе, действие. Мне противно, вернее, отвратительно. Брезгливо! Ты пахнешь этой швалью, исходишь гнилью бабы, которая тебя собой усиленно массировала. Я с трудом могу представить себе, что ты мог бы прикоснуться ко мне после нее…