Любовь нам все прощает

Иголкина Леля

«Нулевой результат — тоже результат, мама! — Хм! Весьма сомнительно. А тебе не стыдно об этом с такой широкой улыбкой заявлять, Сережа? — Ма, ну хватит, перестань… Отчитываешь, как мальчишку! Она ведь хотела денег… При положительном ответе я мог бы ей их дать, но, видимо, у Фильченко произошел просчет. Ни хренульки не сложилось! Цифры, цифры… Числа! — Кто еще принесет под дверь или в подоле? Сколько их таких? И будет ли хоть один родной и истинный внук или внучка… Господи, Сергей! Ты, видимо, подлец! Дурной мужик! Кобель! Ты… — Я не виноват. — В том, что дети появляются на свет, сыночек, „виноваты“, как ты говоришь, всегда оба. Только двое — мать и отец.

Мне очень жаль, что я воспитала такого безответственного сынка. За что не возьмешься, Серый, все… — Просру? — Выбирай выражения, ты не в своей ночной забегаловке. Кстати, об этом горе… — Не будем обсуждать! Из музыки я не уйду. — С Рейес ведь уже вопрос решен! Ее работу стопроцентно закрывают — Совет единогласно проголосовал, отводов не было и уже, по-видимому, не будет, за что я искренне благодарна своим коллегам. Все согласились с твоей матерью. И для официальной справки, сын, — я ее не поддержу, могу лишь только поспособствовать скорейшему переводу или увольнению. Тут, как она пожелает. Она прекрасный человек и красивая женщина, но… Вы, вообще, с ней на связи? — Да! — Ты ей сказал? — Что „великолепная Смирнова“, на которую она молилась, воткнула нож в спину собственному ученику, вернее, ученице? — Это будет правильно, Сережа. Наука — не ее… — А ты кто такая, мать? — Я… — Что ты сама из себя представляешь? Если бы не отец, твой влиятельный и сильный муж… — Смирнов, закрой-ка рот! — О, привет, любимый батя! — Кроха, у тебя с ним проблемы? — Ты знал? Знал о том, что у твоего сына возможно есть большой ребенок от этой дряни? Знал-молчал и помогал? Смирный, я так устала от твоих тайн! Пошли вы к черту оба… И того тоже не забудьте прихватить. Лучше бы я пятерых девок родила! — Мама, перестань!»…

— Здорово, Серый! — орет пошехонской трубой мне в ухо.

— Привет, брат, — прищуриваю один глаз и стряхиваю пепел уже четвертой за утро и не полный день сигареты.

— Ну, с днюхой, мелкий шкет, — Лешка ржет. — Ты где сейчас?

— В своей машине, припаркованной напротив твоего ресторана. Вижу, как ты, отклячив зад, рисуешь Зверю на столе с белоснежной скатертью план по ирландскому завоеванию мира. Ждете дружеского подкрепления?

— Ты в деле, я так понимаю? Это твое «да»? Такой себе любимому засранцу подарок? Так ты, любезный, заходишь с флангов или сразу в авангард?

— Наверное, выбора-то нет. Но сначала, — затягиваюсь никотином, — я хотел бы посмотреть финансовую составляющую и рассмотреть все риски. Кто с нами, кроме повара и кузнеца, и инженера по пожарной безопасности, но не музыканта? Велихов, естественно?

— Вряд ли. Макс с ним на ножах, — слышу, как он с чем-то возится, а затем выползает наружу. Заметив мой на тротуаре «замерзающий» тарантас, подскоком направляется к неизбежному сближению. — Здорово! — Леха открывает переднюю дверь и заскакивает в салон автомобиля. — С праздником, малыш! Вечером все в силе?

— Угу, — протягиваю пачку. — Будешь?

— Если угощаешь, то не откажусь, — вытаскивает сигарету и тут же ищет зажигалку. — Как дела, Серж?

Все хорошо. Проснулся рано — в шесть часов утра. Потом побрился, принял душ, приготовил мужской завтрак — яичница и кофе, потом выкурил полпачки, пока рассматривал бегущие картинки в телевизоре, потом не помню, была еще недолгая компьютерная связь с Гаваной, слепой анализ наших с чикой отношений.

— Нормально, Леха.

— Как Женя?

Не знаю. Кубинка целый день сегодня недоступна:

«Абонент отсутствует… Абонент находится вне зоны доступа сети…» — «Ты надоел! Задрал,

затрахал! Вы с ней расстались! Так успокойся, Серый».

— Серега, ты чего молчишь?

— М-м-м, — кривлюсь и ною. — Леха, я так заеб.лся за этот срок. Только бы башкой не тронуться. Не вывожу и ни хрена не соображаю. Сначала этот долбаный генетический анализ и охерительный, но если уж по чесноку, то весьма неожиданный результат. Потом мать с ее подковерными играми, потом…

— Вы общаетесь с Женей? У-м?

— Да. Вернее…

Брат прищуривает один глаз и в приоткрытое окно выпускает тонкую струйку никотина.

— Вернее? Ну-ну, я слушаю.

— Три дня назад мы очень плохо поговорили, — отворачиваюсь, последнее стыдливо выдаю в свое окно. — Я там кругом виноват, но все-таки не много накосячил.

— Обнадеживает! Но признаешь? Правильно понимаю? Все-все? Даже там, где типа «женщина всегда права»?

— Целиком и полностью, — резко возвращаюсь. — Я был пьян. Нашел, как говорится, повод и тут же все реализовал, теперь, по-видимому, расплачиваюсь за недолгое веселье.

Старший хлопает свободной ладонью по своему колену:

— Не сомневаюсь.

— Она уехала, — похоже, вот оно — злость знатно накатила, я ору ему в лицо. — Сбежала в эту страну, нашла весомый, тут не отрицаю, аргумент — прах, урна, завещание от старой леди — «хочу парить над океаном»! Лю-ю-ю-бой каприз — вопросов нет! А по факту! А-а-а! Что по факту? Стерва! Да за что? Где я ошибся, в чем, блядь, дал неосторожно маху.

— Сережка, ты…

— Ничего, Леха. Я ничего. Привыкну, привыкну…

Он вкладывает в угол рта дымящуюся сигарету и раскрывает руки:

— Добро пожаловать к нам, дружок! Иди сюда, несчастный, униженный и угнетенный сладкой бабой мужичок.

— Пошел ты к черту! Не буду я с тобой тут обниматься. О! Чего еще этот мудачина хочет? Ты ему уже сказал про паб? Трепло ты, Леха!

Морозов в белом одеянии, как в саване, высовывает нос наружу и машет нам двумя руками, словно о приземлении на авианосец за каким-то хреном сигнализирует.

— Подергать за уши, видимо, желает.

— Серега! — Зверь подскакивает к окну и тянет клешни к моей изумленной роже. — Поздравляю! Ну? Ну? Ну?

— Я тебе не лошадь, зверская скотина! Но спасибо, — киваю головой, — давай назад. Лехин зад занял штурманское кресло, но там еще свободна вакансия на тройничок для по-прежнему сексуально активных ребят. Ты ведь… Как с «этим»? Только честно!

— Естественно! Обижаешь, соплячок. Там все в порядке — работает, как часики! Тем более что я люблю на заднем сидении с кукленком поразвлечься.

И мы все сразу прыскаем от смеха.

— Максим, Максим, Максим! Она твоя любимая жена и мать двоих детей!

— И что? Не вижу связи в возможном отсутствии с ней секса! Горжусь тем, что она одна-единственная и навсегда! Другую не хочу! И, — похотливенько подмигивает, — нам с Найденышем обстоятельно нескучно в моем автомобиле… Так сказать, в тылу!

Вот это да! Зверина слил подробности своего семейного интима?

Теперь второй битый час тихонько, словно с подковыркой, ржем, как сбежавшие из английского бедлама шизики-расстриги. То и дело вспоминаем детские деньки, потом плавно переходим на первых девок, рассказываем в красках про свой эксклюзивный сексуальный опыт, не гнушаясь, не стыдясь, пересказываем наперебой друг другу в подробностях-деталях о потери «девственности», а кто-то просто слушает и головой качает, или от этой наглости офигевает, или по-черному, бедняжечка, завидует «друзьям».