Любовь нам все прощает

Иголкина Леля

— Я ведь сделал тебе предложение, — теперь стараюсь не смотреть в ее внимательные глаза, взгляд прямо, вверх, на лоб, потом повыше, на противоположную стенку, на потолок.

— Предложение? — прижав кулачок ко рту, лукавым взглядом осторожно препарирует меня.

— Да.

— Извини. Хочу спросить и уточнить. Можно?

Киваю — жду!

— Это было оно: «Ты женишься на мне, кубинская ты стерва, Евгения, да чтоб тебя, чика Рейес?».

Она издевается, что ли? Ведет сейчас, вообще, к чему?

— Ну-у-у, я проявил смекалку, хотел тебя поразить. Не вышло? — усмехаюсь.

— Ты поразил меня, Сережа,

тем, что совсем не разбираешься в родственных составляющих и в отношениях между двумя разнополыми существами. Я не могу жениться на тебе…

— Родители не разрешают? — ехидненько язвлю.

Кстати, о последнем. Неправильно все произвел, надо было сначала попросить ее руки у кубинского отца и отечественной матери, а потом переходить в атаку, заручившись поддержкой наиболее сильных противников, с которыми она вынуждена считаться, как дочь, как несмышленый ребенок, как не опытный новобранец. Я четенько сглупил. Исправим сложившееся положение. Где мой ежедневник? Надо выбрать своевременную дату, выкупить кольцо для такой себе помолвки, которое она предусмотрительно для себя лично выберет, а затем нанести двойной удар — долгожданная связь с Гаваной и моя беседа за «железным занавесом», скрытая от глаз чикуиты, с настоятельной просьбой, обращенной исключительно к ее родителям и возможно братьям, забрать дочь, сестру и сделать ее своей «рабыней». Навсегда их согласием Женьку к себе семейными наручниками пристегнуть.

— Сережа, это не смешно.

А? К чему это она? Ни хрена не понял.

— Не смешно? — возвращаюсь к ней своим разыгравшимся сознанием и читаю на красивом лице то ли смущение, то ли страх, то ли злость. — Жень, в чем дело? Мне на колено встать или победить дракона, или иного рыцаря на меч послать? Подскажи, пожалуйста, я ознакомлюсь с твоими представлениями и очень быстро переиграю. Не вижу смысла оттягивать такой момент…

— Я предпочитаю подождать.

Чего-чего?

— Когда ребенок пойдет в садик или школу, или признается мне, как отцу, что он влюблен и встретил девушку своей мечты, а я тайком ему передам презервативы с немного грозным наставлением, что контрацептивы для того и созданы…

— Ты издеваешься сейчас? Все в шутку переводишь?

Не выспалась — все очевидно! Или, наоборот, затяжное пребывание в кровати или на диване вызвало кислородное голодание ее мозговых оболочек и замкнуло на хрен недремлющую логическую цепь.

— Нет. В мыслях даже не было. Ты сказала, что не против наших узаконенных отношений перед там, как я единолично поспособствовал твоему психическому освобождению. Помнишь, ты просила меня перестать? Я перестал сразу, как ты…

— Все-таки купание в проруби поспособствовало определенному сдвигу в умственной деятельности Смирнова Сергея.

Определенно, детка! Я стал мудрее.

— Какой срок, чика?

— Я тебе не чика! — рычит и демонстрирует ровные белоснежные зубы.

— Не буду сейчас на этом останавливаться и специально, нагло, с вызовом, проигнорирую твою злость, но ласку все же не убавлю, ты не можешь мне это запретить, а я за одну секунду не смогу подстроиться под твое стремительно меняющееся настроение, вероятно связанное с гормональной перестройкой организма. Итак, я прав, Женек? Вероятно! Можешь на это не реагировать и не отвечать, а вот на следующий вопрос, будь добра, представь свое развернутое

слово. Меня интересует срок, малыш. Ну?

— Шестнадцать недель, Сережа, — без женского кокетства, ломки, смешков, ужимок, сухо и по делу произносит, глядя прямо в мои глаза.

Мне на какое количество чего-нибудь сейчас следует делить? Недели, дни, часы, минуты, секунды, доли? Это известно с такой определенной точностью? Врач может вычислить и строго подсчитать, когда мы сделали нового человека, не находясь при исполнении во время полового акта, который, как я опрометчиво думал, происходит тайно, под покровом ночи, одеяла, простыни между двумя очень близкими друг другу людьми. Что-то мне это совсем не нравится! Это всегда так скрупулезно вычисляется? Такая математика точняк не для меня. Теряется изюминка в момент интима.

— Умыла, Женя. Но я не очень в неделях. Девять месяцев — так точнее. А чтобы тебе проще было выбрать цифру, я установлю интервальный диапазон от нуля, скажем, до восьми. Итак, что скажешь?

— Четвертый месяц.

Охренеть! И на том сердечное спасибо! Так давно? Четвертый! Конец августа, начало сентября… Тогда? Тогда! Точно! Я разозлился на мать, а своеобразно «наказал» тебя?

Непроизвольно опускаюсь взглядом на низ ее живота, сейчас бережно заключенный между нами, немного отстраняюсь и пытаюсь разглядеть размер теплой безопасной камеры, в которой заключен мой потомственный малыш.

— У тебя, — прикладываю ладонь туда, где по моим понятиям находится ребенок, а Женя, пристраивая сверху свою руку, направляет нас немного ниже, я вздрагиваю и устремляю на нее свой взгляд, — совсем нет живота. Вернее, я не вижу никакой выпуклости, ни заметного увеличения в размерах твоего брюшка. Ну, какую-нибудь шишку, что ли, бугорок? Он там, — сглатываю и очень быстро несколько раз моргаю, — двигается, шевелится? Ты хоть что-нибудь чувствуешь, кроме желудочно-кишечного недомогания?

— Меня больше не тошнит, Сережа. Уже давно. И да, там ребенок. Определенно! У меня есть официальное заключение врача, первые снимки ультразвукового обследования, результаты анализов и направления на следующие плановые осмотры. Я не обманываю тебя.

— Я не об этом, Женя. Перестань, пожалуйста, чушь нести. Он нормально развивается, с ним все хорошо, там нет проблем? — дрожащим голосом говорю. — Полный порядок? А пол уже известен? Мальчик или девочка? Кто там?

Нам ведь с чикой нужен сын! Хватит разводить цветник на запущенном палисаднике Смирновых. Две дочери от брата и маленький пацан от меня — полный комплект для будущего рода и спокойное существование в будущем, потому что за мужика не стоит сильно переживать. Интересно, что бы на это все сказала моя мать?

— У меня были некоторые проблемы…

Я вытягиваюсь и вздергиваю подбородок.

— Когда?

— Но все уже в порядке.

— Когда? Таков был мой вопрос. Ты не ответила. Я начинаю волноваться. Рейес! — рявкаю и начинаю искры испускать. — Ну! Не тяни меня за яйца!

— У нас, кажется, телефон звонит, — указывает мне за спину на бортик оккупированного, по-видимому, на целый день дивана, — ответь, пожалуйста. Тебя ведь не затруднит?

— Жень! — продолжаю угрожать.

— Ответь на вызов, я тебя очень прошу. Обо всем поговорим немного позже. Но у меня все хорошо. Это точно! Не переживай.