Любовь нам все прощает
Шрифт:
— Еще, еще, еще… Сереж…
Она толкается мощнее и яростнее мотает головой, словно в жутком трансе духов вызывает. Люблю смотреть, когда чикуита скачет сверху — считает крохотная, что так командует мной. Не люблю разочаровывать, но не сегодня…
Укладываю руки ей на плечи и прижимаю вспотевшее дергающее судорогой тело к себе. Не будет команданте главной под громкий финал нашей жаркой встречи — жестоко тараню бешеным напором пронзающих ее толчков. Жена прикусывает мое плечо, пищит и плачет в шею.
— М-м-м-м-м… Да-а-а-а-а!
Потерпи,
— Господи, любимый, мне так хорошо!
— Мне тоже, — выдыхаю. — Ты… Жена?
— А?
— Ты там жива?
— Угу… Чуть дух не выбил, Серый…
О! Нет-нет! Только не это!
— Не провоцируй, чика. Смени-ка похоть на смирение, выдыхай и засыпай.
Пытаюсь стянуть ее с себя — нет, не дается:
— Побудь еще внутри, Сережа. Вместе хочу.
Женька выпрямляет ножки и укладывается сверху на меня. Жарко, влажно, потно и страстно. Расслабляюсь и неспешно глажу влажную шелковую спинку, тихо поздравляя:
— С новым годом, женушка!
— С новым годом, муженек!
Сегодня годовщина законной совместной жизни и… Наша следующая свадьба! Да-да! Вот так совпало — про себя тихонько ржу. Сюрпризом подкатила. Завтра оторвемся за праздничным столом.
Встаю пораньше Женьки, шустрю в ванную, там привожу себя в порядок — холодный душ и адское бритье. Виски, естественно, оставляю на том самом уровне, от которого без ума моя кубинка — чика фанатеет от средних бакенов, которые я любезно демонстрирую ей после каждого сдирания выросшей щетины. Быстро одеваюсь и, захватив радиопередатчик для связи с нашей дочерью, выметаюсь из комнаты, в которой оставляю голую чикуиту и ее белый девственный наряд.
— Мигель! — ловлю в коридоре должника. — У нас все в силе? Доложи, любезный. Что там по обстановке? Проблемы? Есть сачки?
— Да, Серхио. Карлос привезет тот цветок. Ноль проблем, все по местам, ждем твоей команды.
Отлично! Люблю включать военачальника. Сегодня будем бить по свадебным фронтам.
Залетаю в комнату к дочурке и неожиданно застаю там тестя с Юлькой на руках.
— Префед, Серша, — шепчет Женькин батя.
— Доброе утро, Франциско, — протягиваю руку и подхожу к нему. — Что у нас? — заглядываю в улыбающееся лицо малютки, сжимающей уже традиционный утренний молочный рожок.
— Ти не протифный?
Если честно, то я не знаю. Надеюсь, что нет. Но к таким «шуткам» от этого кубинца я уже привык. Дедок спросил, не возражаю ли я, если он ее покормит — «ноль проблем».
— Нет, конечно. Она давно встала?
— Тришта минут.
Полчаса назад. Похоже, я немного не успел. Тихушница. Проснулась и хоть бы квакнула малышка. Все молча, втихаря, никому ни слова — прям, как ее мать.
Испаноговорящий дед усаживается в глубокое кресло и с блаженством на лице внимательно рассматривает нашего ребенка.
—
Он не знал свою дочь в этом возрасте? По-видимому, папа очень много в жизни потерял.
— Эухения пыла ощень малая, када… — запинается и низко, как будто извиняясь, опускает голову. — Я так винавай пред ней. Понимат? Твою мать…
Он плохо говорит исключительно на литературном русском, зато наш крепкий, видимо, этому родителю в большей степени знаком.
— Не страшно, Франциско, не страшно. Теперь ведь все иначе. Женька здесь. Вы вместе. Жена счастлива. И ваше нехорошее прошлое забыто? — стараюсь успокоить расстраивающегося не на шутку кубинского отца.
— Мошна я буду сигоня с Хулией? Пажалуста. Целий тень. Серша?
О! Нет-нет! Это он сейчас очень зря. Хулия, Хулия… Я вот только вчера за непроизвольное коверкание имен знатно получал. Ухмыляюсь и в красках представляю, как Эухения лютует и кричит:
«Юля, Юля, Юля… Господи! Отец, смилуйся. Но так же нельзя!».
— Будем только рады, Сиско, –пощипываю кроху за розовую щечку, ловлю улыбку «исключительно для меня» и метеором выметаюсь из детской комнаты.
Суечусь по дому, по десять раз все проверяю, с каждым одно и то же повторяю, просчитываю минуты, жду, когда малышка выйдет и почтит своим вниманием честную публику… Увы! Женька выползает только через два часа!
— Господи! Что здесь происходит?
Жена выходит из нашей комнаты в белом льняном открытом сарафане, в греческих сандалиях, с высоко задранным пучком.
— Это же… Сережа… Это же…
— Наша свадьба, чика.
Улыбаюсь и терпеливо ожидаю, когда она очень неуверенным шагом подгребет.
Наш тесный семейный круг… Мария и Франциско Рейес, родители моей кубинки, три юрких юноши — Хосе, Мигель и Анхель, братья знойной чики. Те самые, которые за старшую сестру:
«Убью!».
Моя родня — уж очень сильно расслабленный отец и именно сегодня ярко улыбающаяся мать. И наша крохотная Юлька, младшая Смирнова, моя Смирнова и еще одна Смирнова — моя горячая жена. Вот и вся семья…
— Серж, ты не мог бы сдвинуть свой эрозад немного в сторону, — знакомый мужской задорный голос из какой-то электронной преисподней бубонит. — Женя, привет! Наши поздравления!
Брат со своим семейством посредством интерактивного включения решил почтить мою семью. Куда ж без Леши — без него вообще никак!
— Боже мой! Боже мой!
У Женьки на сегодняшней повестке дня исключительно божественное соединение, ее никак на земные страсти не перемкнет. Да! Дела!
— Сережа, Сережа…
Мой выход!
Огромная белая орхидея, которую вот только час назад привез цветочник Карлос, у которого до этого дня хранился мой спецзаказ.
— Дорогая! — подхожу к жене и протягиваю руки. — Позволишь?
— А что мне нужно делать? — она смущается и бегает глазами, очень тихо шепчет, подавшись на меня.