Любовь нам все прощает
Шрифт:
— У тебя полностью открытый верх…
— И-и-и? — кручу по-змеиному башкой. — Что-о-о-о мне делать с этим? Какие-то проблемы?
Молчит, молчит, молчит… По-моему, стыдливая бедняжечка не знает, что сказать?
— Же-е-еня?
— Собери, пожалуйста, мои бумаги и передай мне. Вот сюда, на этот стол рядышком со мной положи, — ладошкой хлопает по столешнице.
— Что? — прищуриваюсь и подаюсь немного вперед. — Еще раз! И погромче, и немножечко смелее. Что-что? Жень, ты сейчас серьезно?
Похоже, у малышки
— Сергей! — рычит.
Звучит, как будто угрожает.
— Женя! — так же вторю.
— Пожалуйста, — шумно дышит, шепчет и низко опускает голову. — Пожалуйста, пожалуйста.
— Да что не так-то? У меня красивое тело, — прижимаюсь подбородком к груди, из стороны в сторону качаю головой, рассматриваю и оцениваю имеющуюся картину в целом.
— У тебя…
— Ну-ну? — посмеиваюсь и подтягиваю низко посаженные домашние штаны. — Что у меня? Что тебя так взбесило или завело? — последнее шепчу, настраивая ее ответ на нужный лад. — А? Ответь, пожалуйста. Потому что я ни хрена не понимаю…
— У тебя очень много татуировок и ты, — старается изо всех своих силенок не обидеть гостеприимного хозяина этого дома, — очень… Ты… Ты… Как бы это сказать…
— Да-да, я слушаю, чика! Формулируй! У нас с тобой масса времени — можно нужную мысль и подождать. Я… Я… Я… — издевательски про себя считаю «раз, два, три» — на каком-то же моменте скромница споткнется. — Наверное, красив, как Аполлон? Силен, как Геракл? Мудр, как…
— Ты невоспитанный хам…
— Ты что, Женя? Я ведь младший сын той самой великой Смирновой. Сын адской суперматери! Жаль, что она сейчас не слышит тебя. А ты знаешь какой у меня офигительный отец? А брат? А я сам? Чем плох, чикуита?
Шустро разворачивается ко мне и с бешеным накалом раздувает ноздри:
— Это совращение или соблазнение, даже не знаю, как правильно назвать… Ты ведь нарушаешь закон!
Да ты что? Правда? Спасибо за разъяснения! Вызови адвоката! Кстати, могу одного такого «скромненького» контактик подогнать. Сразу с ним авансом и рассчитаешься, а потом… Она охренела, что ли? Не выспалась? У меня там жесткая кровать? Что за нотации с утра пораньше? Твою мать!
— Закон? Очень интересно! Редакция хоть отечественная или у вас на Кубе законы Божьи, а вы его беспрекословные рабы? Хей-хей, команданте! Он, тот гребаный закон, хоть подписан, в силу-то вступил или я чего проспал? А какой конкретно, Женя? Сформулируй, будь добра. Только чётенько, чтобы я, недалекий извращенец, тоже его на будущее знал. Давай! Громко! Строго! Статья, часть, раздел, параграф! Чика, сколько можно ждать?
— Я гость в твоем доме, а ты расхаживаешь тут в чем мать родила. К тому же я женщина, а ты мужчина. Так не должно быть! Тебе следует уважать мои желания
Все! Сука! Долбаный финал! Желания! Приватность! Баба! Задрот! И голый, сука, татуированный живот!
— И что такого? Ну да, ну да, я по твоей доморощенной теории сейчас тут активно перья для совращения распустил! А хочешь толстый алый клювик покажу? — закладываю большие пальцы за пояс и начинаю опускать широкую резинку.
— Ты…
Господи! Да у нее сейчас глазенки из орбит выпрыгнут, надо бы идти на перехват. Резко прекращаю провоцирующий стриптиз, быстро подхожу к ней и выставляю руки по обеим сторонам от вздрагивающего тела, фиксирую положение и сам с собой смеюсь:
«Теперь тебе, чикуита, не уйти отсюда. Попляшем, порезвимся… Только ты и я! Итить… Да у меня в штанах… М-м-м! Охренеть какой… Стояк! Больно даже! Я бы взвыл от недотраха! Хочет мой геройчик дырочку пробить в ротанге! Твою мать!».
Опускаю голову и замечаю наметившийся… Ох, сука, устойчивый бугорок! Назад-назад-назад, сынок!
— Господи! Пусти меня и… Что это? Что это такое?
— Боишься, да? Он славненький, послушный и всегда на подвиги готовый! Боишься его-о-о-о? С чего бы? Вдруг звереныш чику заклюет? — скашиваю глаза на низ.
— Это же…
— Боишься, спрашиваю? — дергаюсь и насупливаю брови, а Женя пятится и еще сильнее поясницей вжимается в стол. — Страшно? Р-р-р-р! Разорву непослушную девчонку! Затрахаю насмерть! А потом…
— Отпусти меня, — прикрывает глаза, трепещет ресницами и шустро одними губами шелестит. — Пожалуйста, просто отпусти меня.
Да уж! С чувством юмора у конкистадорши очень плохо. Его просто… Нет! Видимо, отпечаток долбаной профессии, хотя у мамы-то с этим вроде все в порядке. Странные дела творятся в доме у «Сергея»! Н-да!
— Жень, я ведь тебя даже не трогаю. Не прикасаюсь, не приближаюсь. Ты чего? Открой глаза и посмотри на меня. Для справки, — поднимаю руки и отступаю дальше, — я отошел на два метра и ничем, наверное, никем, конкретным тебе не угрожаю. Чика?
— Я не чика, Сергей.
Ага-ага!
— Ругательное слово? — прищуриваюсь и криво улыбаюсь. — Матерный язык, да?
По-моему, она сейчас задумалась? Испанско-русский словарь вспоминает? Надеюсь, что так!
— Я не знаю.
Хорошие дела!
— Испанский, Женя! Не родной тебе? Куба, а «Я Евгения Рейес»! Такое официальное представление закатила, словно в посольстве верительную грамоту вручала. А теперь «моя твоя не понимать»?
— Нет.
Видимо, все же португальский, а я, болван, плохо учился в школе, хоть и довольно быстро ее окончил!
— Понимаешь ли, не вяжется, что-то где-то не контачит, замыкает и разрывает цепь.
— Не учу. И не собираюсь…
А, ну все ясно! Значит, и я, слава Богу, не болван.
— Чика — это девушка, мучача. Ласково, игриво, шутя…