Любовь нас выбирает
Шрифт:
— Ты бы согласилась? Не ответишь — больше спрашивать не…
— Да.
Краем глаза замечаю мигание светового индикатора, кажется, моего мобильного телефона:
— Мне нужно посмотреть.
Протягиваю руку, а там на экране раскачивающийся «колокольчик» — доставлено системное уведомление:
«1 новое сообщение от Гриша».
Прочитать или оставить до того момента, как кукла примет удобную позу для сна и начнет сонно двигать ноздрями? Возможно, ей еще нужно мое мужское внимание.
— Надь, я должен посмотреть. Прости, пожалуйста.
Сползает с меня и укладывается на бок, предлагая для зрительного контакта только
— Извини, это Велихов. Может быть, что-то срочное. Гришка не станет зря прозу строчить.
Нет, ни хрена не отвечает — только мертвая тишина, а потом опять:
— Я бы сказала, тебе «Да», Максим, но ты ведь не предложишь.
Сейчас мне этого не надо! Не надо! Не хочу! Не буду! Приподнимаюсь и спускаю ноги с кровати, скрываю своим телом синий цвет свечения мобильного экрана:
«Она согласна. Через неделю с мальчишкой будет в городе. Место — наш ресторан, время — 20.00, чтобы не было слишком поздно для ребенка. Макс, только привет-пока, и ничего больше, не трогать, не ругаться, чтобы не пугать мальчонку. Ризо — не твой, результаты — не подделка, я проверил, значит, не судьба, друг, извини, но ты пообещал, что в таком случае остановишься. Одна встреча — один поклон, пишите письма и до встречи. Ты согласен?».
Где мои любимые сигареты? Пока ищу, стараюсь не шуметь, кукленок все-таки прижал к щеке подушку, поэтому передвигаюсь по серому периметру своей «нехорошей квартирки» практически бесшумно, только вдох-выдох и застрявшие в глазах-ушах слова:
«У тебя больше нет сына… Смирись, Максим! Нет, сына, нет сына».
— У меня недельная задержка, Зверь, — Прохорова плачет в трубку. — Я думаю, что беременна, меня еще тошнит и кружится голова, грудь болит и она стала больше, я стала задыхаться — может у меня астма? Я… Что мне делать, Максим? Что мне делать? Зверь, ты слышишь?
— Мы предохранялись, может, что-то с циклом? Где ты?
— У нас, на месте…
Я все понял, значит, она сейчас находится в той комнате, в отеле.
— Я на смене.
— Как всегда. Я так и знала, тебя никогда нет со мной рядом…
— Я ведь не сказал, что не приеду. Немного позже, Надь! Ну, перестань, как закончу, так и приеду, — пытаюсь не нервничать и не паниковать, чтобы ее не будоражить, там, похоже, полный фарш и Найденыша корежит только от одной мысли о моем ребенке…
А я, как ударенный отбивным молотком, улыбаюсь и присаживаюсь на рабочую поверхность.
— Сука, Макс, не тормози линию, — мне любимые адские коллеги по печи кричат. — Чего застыл, Морозов? Твоя постоянная баба ждет, когда ты ей подашь на стол «Дофин».
Пошел на хрен, ушлепок!
— Надь…
— Отец меня убьет, убьет, убьет. Что я им скажу? Господи…
— Ты тест хоть делала или только купила? У врача была?
— Я боюсь… Зверь, я не хочу, слышишь, не хочу сама.
— Надя, я приеду, — вскидываю руку и засекаю точное время, — где-то
— Все равно ведь без тебя не смогу. Буду здесь.
— Я обязательно приеду. Наденька, люб…
Она ведь сбросила тот чертов вызов.
Глава 15
— Вкусно, шеф. Я бы сказал, — Смирняга, кажется, задумался. — Сейчас-сейчас, немного подожди…
Век воли не видать, если сучий потрох не по-бабски подкатывает глаза и лениво откидывается на спинку стула, и, похоже, этот наглый гад слишком тщательно сейчас подбирает хвалебные слова — мне стало как-то неудобно от такого внезапного признания, высказанного фактически посторонним мужиком.
— Странно аппетитно, Максимка, мой любезный брат. Как-то… Божественно, что ли? Ты — кулинарный бог, Зверь? Тебя словно кто канонизировал недавно, ты как-то очеловечился, честное слово, стал ласковее, покладистее и еще ручнее. Кто-то истинно «женский» ушко почесал? В своей, пусть и недолгой жизни, ничего вкуснее не употреблял, а я много ресторанов повидал, фуршеты там всякие, пикники-поляны, застолья на капотах мажористых автомобилей, например; в конце концов, из рук прекрасных дам жрал без зазрения совести — пару раз было дело. Кажется, время каяться пришло. Мать, прости меня за такое внезапное откровение, и, как говорится, слава Богу, что не слышит она сейчас меня, а то не сносить головы — я ощущаю, как у бати снова чешется рука и вытягивается из петель ремень, но… Там есть мой «маленький» Сережа. Такое дебильное чудило, твою мать. А ведь я говорил, я ведь говорил, что «Лёшенька — ваш скромный аленькЫй цветочек», он занят делом, он гнет металл и тут же девок портит. Бля, ну внуков же они хотят! — торжественную речь окончил и вспомнил про меня. — Фух! Макс? Чего ты там застыл? Вкусно, говорю. Алло, гараж! Вольно, Морозовское отродье, как мой старик частенько повторяет.
— Что-что? — ухмыляюсь и тут же отворачиваюсь, чтобы перевернуть зарумянившиеся «мамины оладьи». — Ты сам-то понял, что сейчас тут нагородил?
— Странно аппетитно, говорю, — по-детски изумляется. — А че не так? Аппетитно и это очень странно, Морозов, ведь я не барышня, а значит и не должен вестись на твои жесты неприкрытого внимания и определенно топорного заискивания, типа ухаживания, подлизывания, м-м-м-м, — кивает головой на мою готовку. — Стараешься, комплИментируешь Прохорову, нашу Голден*, а для кого-то, правда, и Фроузен*, Леди? С ложки кормишь или сиську предлагаешь, а она-то хоть берет или так — губами только елозит, да язык тебе показывает. Хотя, а на хрена? Я бы вот точно не взял! Да и откуда у тебя, умудренного жизнью и зоной мужика, возьмется сиська? Да уж! Ну, разве что только тараканья…
— С чего ты взял? — переворачиваю оладий, на полном серьезе задаю вопрос, но к вынужденному посетителю специально не поворачиваюсь — он ведь, сука, прав. Еще чуть-чуть и все по моим глазам прочтет.
— Что именно, мой друг?
Я попался! Сам себя сейчас загнал в тот самый пятый угол — Смирнов у нас детектор, он ведь раскрутит на голую правду, думаю, что сегодня мое признание он выудит минут за пять.
— Что я к кому-то подмазываюсь или за кем-то ухаживаю, или комплименты растачаю! К чему ты все это говоришь? Я вот не пойму, ведь не было никаких признательных показаний, а ты решил…