Любовь нас выбирает
Шрифт:
О том, что ее отец все раскрутил и обо всем шесть месяцев догадывался, Наде знать точно ни к чему! Мужская солидарность, плюс эта откровенная наша с ней старая фотография и я фактически ему негласно пообещал за ней тут присмотреть, все играет за то, чтобы я ничего про папино участие в ее недолгих поисках лишнего не говорил.
— Он пришел сегодня в ресторан, кукленок. Я стал спрашивать про твое самочувствие, а он сказал, что обманул систему и оформил своему золотцу больничный лист — папа сдал тебя, кукла. Вот так по фактически неполному щелчку его пальцев ты стала откровенной лгуньей и
— Он в курсе? У тебя ведь были ключи, не помню, чтобы двери тебе открывала. Отец знает? Господи, Господи…
— Надь, — отстраняюсь наконец, — это ведь не проблема, слышишь? Да, Андрей все знает, и он дал мне «зеленый свет».
— Что? Что это означает? Андрей? Ты зовешь его по имени. Это как-то весьма самонадеянно…
— Он попросил называть его именно так, я пытался отчество добавлять, но твой отец настаивал. А это все означает только то, что требуемое нам время, то, о котором я тебя просил, у нас точно есть.
Расстегиваю, стараясь не касаться ее нежной кожи, крючки бюстгальтера, затем спускаю его с плеч. Надька съеживается, прикрывает грудь руками, словно не родная, и, как загнанный зверек, осматривается с недоверием по сторонам. Я легко касаюсь замазанных зеленкой предплечий, но в сторону их не развожу. Не хочет, значит, и я пока настаивать не буду. Замечаю, как без конца по-дикому отводит свои глаза.
— А ты до конца не раздеваешься? — наконец-то спрашивает, когда ко мне взглядом возвращается.
— Мне кажется, это твоя оплошность, Надька. Ты только дрожишь и суетишься, как при восшествии на приготовленное лобное место, стоишь тут, как перед палачом. Меня не раздеваешь, не стимулируешь на дальнейшее наше продвижение по водным процедурам, на сексуальную игру. Что такое? Я тебя пугаю? Или что-то хочешь выяснить, спросить?
— Да, у меня есть несколько вопросов, и я не знаю, как задать их, и что в результате, в качестве ответов, я могу получить, какая будет реакция и последствия. Понимаешь? Будет ли это твоя обида, недоверие, ложь или окончательный разрыв. Но я хотела бы знать, для меня это важно. Слышишь?
— Внимательно! Но, — тут же поднимаю вверх указательный палец, — твои вопросы — мои ответы, а потом тогда мой закономерный черед и твоя лебединая исповедь. Договорились?
— У тебя всего один будет? — удивленно уточняет. — Или ты там много заготовил?
Да, детка! Всего один, но он полноценной мирной жизни с тобою рядом мне не дает.
— Впрочем, как пойдет, но изначально все-таки один, зато какой! Блиц, с подвохом, с той самой звездочкой! На жалкие тридцать секунд размышлений, без дополнительного времени или помощи друга, зала, — даже пытаюсь превознести его надуманную значимость. — Но дамы вперед, а я готов нести ответ за все!
— Максим, — расстегивает наконец-то мой ремень, а я похотливо улыбаюсь, — ну, перестань так скалиться, ведь отвлекаешь.
Она шустро расправляется с моими брюками, вжикает бегунком, запускает руки под пояс и стягивает грубую ткань по бедрам, при этом осторожно задевая нижнее белье. Я же вздрагиваю, как дрыщ зеленый.
— Максим?
Быстро переступаю, освобождаюсь и отшвыриваю штанины
— Да ничего ж не происходит. Просто ведь стою, даже руки вроде бы не распускаю, — отвечаю и широко развожу их в стороны. — Ну!
— Как зовут твою жену, с которой ты расстался, бывшую? — вижу, что очень настороженно спрашивает. — Она очень красивая, словно неземная, восточная красавица.
Красивая, холодная, чужая и предательница, а ты — моя… Родная!
Боится разозлить или обидеть, или вызвать иной шквал моих неконтролируемых эмоций? Сука! Надя! Не пойму, за каким хреном она сдалась тебе?
— Мадина, — все-таки отвечаю, ведь уже пообещал. — Надь, если речь пойдет об этом, то там все в прошлом, возврата точно нет и не будет однозначно, тем более что там криминальная составляющая даже организовалась. Давай, как-то побыстрее расправимся с этим грузом, сбросим балласт и дальше, выше полетим.
— А сына? Максим, как мальчика зовут и сколько ему лет? — Надежда завелась и не унимается.
Так и знал! Так ведь и знал, что не закончен тот наш неудавшийся вечерний разговор. Только бы сегодня ничего тут вдребезги не расколошматить, не разнести. Андрею ведь уже пообещал!
— Надя, — останавливаю ее движения, перехватываю руки, осторожно сжимаю, тем самым заставляю ее поднять на меня глаза. — Я должен тебе кое-что сказать, — прокашливаюсь, на секунду прикрываю веки, а затем резко их открываю, — он — не мой и ему три года. Мальчик — не родной, он от другого мужчины, от ее нынешнего мужа. Так уж вышло, кукленок! Такова жизнь.
Она застыла с призывно открытым ртом, словно в неестественной улыбке, и слов вообще не произносит. Ступор! Оцепенение! Кататонический опупеоз!
— То есть? — но тут же, по беззвучной кем-то поданной команде, внезапно отмирает.
— Мальчик, его зовут Ризо, не родной. Он мне не сын, Надя. Так получилось, трудно уложить и что-то внятное принести в качестве какого-то адекватного объяснения…
— Я… Господи… Я ведь… — прикрывает рот обеими руками.
До нее дошло, вернее, она вспомнила, по всей видимости, недавний диалог на кухне, когда она пыталась сопоставить нашу идентичность и усиленно твердила, что мы с мальчишкой одно лицо.
— А почему ты раньше мне не сказал, зачем слушал бред, который я выдавала в тот вечер, в ресторане, про то, как вы с ним похожи. Если… Или ты только сейчас узнал? Как это возможно?
Продолжать ей врать или признаться и сказать, что факт той самой супружеской измены Мадины мне был уже известен — Велихов по-адвокатски с мужским апломбом растрепал. Что выбрать?
— Найденыш, тут ведь нечем гордиться! Пойми, пожалуйста. Гришка сказал, что у бывшей были результаты анализов генетической экспертизы — он даже предоставил их мне, в которых было указано, что мое участие в деторождении мальчишки составляет полноценных ноль процентов. Я узнал недавно, до этого, конечно, у меня не было в отцовстве никаких сомнений. Твою мать, Надя, я переживал, когда меня лишили родительских прав, пока я отбывал срок на зоне за преступление, которого на самом деле и не совершал. А на финал еще и это всплыло, как сама знаешь что! Все это однозначно не для огласки. Пойми меня, пожалуйста. Слышишь, детка?