Любовь нас выбирает
Шрифт:
— Я понимаю-понимаю. Но зачем скрывать, что ты имеешь сына? Пусть до момента раскрытия таких неприятных тайн. Это что, какая-то игра, ловушка, или ты стыдился…
Я не хотел с тобой делиться тем, чего с тобой же был лишен! Ты не была беременна, шесть лет назад твой тест был отрицательным, а ведь я, дурак, так искренне надеялся, что это мой тогда единственно возможный шанс любимую в восемнадцать лет окольцевать, а потом ты внезапно сбежала от меня и, как впоследствии оказалось, на тот же шестилетний срок из родительского дома… Мы так отдалились друг от друга, что
— Ты поймал меня на вранье тогда? Типа я в очередной раз тебе сбрехала? Да, Максим? Это ты пытался мне тогда доказать? Я прекрасно помню, как ты прищуривал глаза, нахально ухмылялся, как ты вроде бы заигрывал со мной, старался помириться, как ты тянул меня в кровать. Хотя, на самом деле, уже готовил мне достойную мужскую отповедь, крутил-вертел свое мужское наказание и выполнил по своему конченому плану…
Вот оно! Опять!
Она пятится от меня, я все уже успеваю ухватить ее за талию:
— Стоять! Не смей! Слышишь, кукла? Надя! Мы договорились, — прижимаю полуголое тело к себе. — Договорились же, ну?
Сталкиваемся раскаленной кожей друг о друга и мне на одну дрожащую секунду кажется, что мы искрим.
— Не убегай. Давай-давай. Снимем, твои джинсы, — шурую быстро и не даю ей опомниться и прийти в себя. — Примем вместе ванну, в теплой воде полежим. Все ведь уже прошло, закончилось…
Сдираю жестко, агрессивно, вместе с трусами, ее землей запачканные джинсы, тут же приподнимаю и аккуратно опускаю в ванну.
— Нормально, не горячо?
— Нет, — шепчет. — А ты…
— С тобой, с тобой.
Поддеваю резинку и освобождаюсь от своих трусов, осторожно отодвигаю Надю и присаживаюсь на дно.
— Иди ко мне.
Только бы не уснуть — одна мысль елозит мозг, тут так тепло и хорошо. Прохорову свободно располагаю на себе, тело зажимаю ногами и плотно обнимаю — теперь отсюда точно не уйдет.
— Надь, только тут не спать, а то утонем. Давай просто полежим минут пять, а потом…
— Почему ты не сказал, Максим? Сразу! Как понял, что я несу какую-то белиберду. Зачем наблюдал весь тот цирк? Это же ведь, наверное, больно, когда тебе говорят то, чего на самом деле и в помине нет, тем более в таком неординарном случае.
— Найденыш, если честно…
— Да, конечно. Скажи, как есть. Честно, без обмана.
— Я хотел пойти с тобой в кровать. Надь, это правда! Я так соскучился и предвкушал наше развитие, наш с тобой секс, но настроение, видимо, все же было мерзкое, а ты такая красивая, призывная, да еще так рьяно утверждала того, чего нет. Я ведь спрашивал…
— Максим, я проявляла внимание и уважение. Хотела похвалить тебя, мол, какой красивый мальчик, твой сын. Ведь это правда, он действительно очень интересный. А ты посчитал, что я нагло вру?
— Правда, не знаю теперь, если честно, но уже настроился, понимаешь, на наше лирическое продолжение, а тут ты так мило расточала комплименты, абсолютно не заслуженные и не имеющие ничего общего с имеющейся сутью, вот я и…
— Решил сделать МНЕ ребенка? Исправить свою горькую судьбу?
Вот теперь точно не буду говорить.
— Я хочу детей, Надь. Это ведь не преступление или какой-то неискупимый страшный грех. Абсолютно не скрываю, но прекрасно понимаю, что это должно быть желанием двоих. Да! Погорячился, но ни о чем не сожалею. Ну не знаю, как еще это все можно назвать. Ты хочешь извинений? Их однозначно по этому вопросу никогда не будет, не жди. Я тебе и во дворе об этом сказал. За твою возможную беременность извиняться, каяться, божиться, даже клясться в чем-то однозначно не буду. Ты меня не заставишь, хоть ногами бей. Слышишь, что говорю? Что-то ты там подозрительно притихла! Прохорова, проверка связи, как слышно, как слышно? Прием! Ау?
— Очень хорошо, — она проводит пальцами по моим предплечьям, а я от этого возношусь на Небеса.
Приятно! Не злится или затаилась? Надька определенно меня ласкает, по-детски, даже жалостливо, но мне плевать на это — ловлю свой кайф и трогаю ее. Если она на такие отношения согласна, значит, будем двигаться хотя бы так. Утыкаюсь носом ей в макушку, пару раз даже прикладываюсь губами к ее парующим волосам, затем откидываюсь на спинку ванны и тяну Прохорову за собой:
— Ложись удобнее.
— Максим, только не засыпай, — словно умоляет меня.
— Еще ужин, кукла. Все помню. Обещаю быть в сознании.
— В другой раз. Сейчас хочу помыться и пойти спать.
— Надь, я на все твои ответил вопросы или что-то осталось без внимания и требует моих дополнительных включений?
— Пока все.
Ах еще и «пока»! Прелестно! Значит, это и не заключительный допрос!
— Надя?
— Да?
— А я могу остаться с тобой? В доме? Хотя бы на одну ночь.
Обдумывает решение? Вот же маленькая дрянь! Аккуратно вздергиваю Прохоровское болото и попадаю одной своей ладонью ей на теплую мокрую грудь. Замираем оба, словно в первый раз такое произошло.
Это — в первый! После очередной нашей размолвки. С кровью, подобием драки, слезами и потом…
Бесцеремонно, не дожидаясь разрешения и ее ответа, перекатываю мягкое полушарие и невзначай прищипываю маленький сосок.
— Ай!
— Хватит врать. Не больно ведь. Надь, так я могу остаться? — еще раз задаю вопрос. — Хотя бы на ночь.
— Да, — поднимает ко мне лицо и тянется губами за поцелуем, а я вжимаюсь затылком в спинку ванны.
— На-а-а-дя? — звучу, как будто бы предупреждаю, если она не перестанет, то мне придется в этой ванне ее и взять.
— Хочу тебя поцеловать.
Целует! Надька проявляет инициативу, а я поддерживаю, немного направляю. Сейчас совсем не напираю, просто даю себя ей в услужение, пусть резвится, раз есть желание. Так неуклюже, с осторожностью, по-детски, пробует мои губы, пытается протолкнуться, на себя мои по этому вопросу полномочия взять:
— Ммм! Тигрица, потише, потише. Поменьше рвения, а то на хрен загрызешь. Иди сюда, — разворачиваю и своими действиями фактически прошу раздвинуть ножки. — Давай, плотнее. Еще, еще…