Любовь одна – другой не надо

Иголкина Леля

«Кто вам, девоньки, сказал, что мы балдеем от искусственных примочек, если они, конечно, не установлены исключительно на наших автомобилях, как сиськи на любимых женах, если таковые вдруг где-то приблудились? Ну?».

— Еще? — она работает руками там, внизу, а языком ритмично двигается по моим расслабленным плечам. — Тебе хорошо, мой грех, еще? Еще? Еще?

— Сжимай немного и ускорься, не сильно, с той твоей оттяжкой. Сучка, ты ведь знаешь, как я люблю…

Тяжело с Тоди о чем-либо соображать, говорить и что-то от нее в такие моменты требовать. Она, несомненно, знает толк в легких

играх с моим членом. Очень жаль, что в скором времени с ней придется попрощаться. На эту киску у меня был запланирован исключительно месячный срок. Теодора не очень умная, но физически выносливая. В одном, как говорится, не дано, зато в другом — избыток, через край. Но для таких циничных долбоебов это однозначный плюс! У Тотошки стандартная модельная внешность — большая вздыбленная грудь, тонкая талия с наверняка хирургически отсутствующей парой ребер, немного, правда, узковатый таз, но я просовывался без зажимов — на всю длину без скулежа — это охрененный бонус к ее функциональной прошивке, такая сладенькая вишенка с предустановкой. В постели эта киска щедро раскрывала свой бутон.

— М-м-м-м-м-м.

— Мой хороший, щедрый грех, грех, грех, грешок…

Пусть молча дрочит и закроет наконец-то рот. Что самое великолепное в технических параметрах девчонки, так это полное отсутствие активной мозговой деятельности — там оглушительный «колокольный звон» и «вечная хандра» за лайками в социальных группах. Тупа, как пробка, хоть и обворожительно красива, да женским возрастом юна! На уме у двадцатидвухлетней девы одни лишь гульки — выход в свет, да ее кредитованный «порш-кайен»*, в котором она наверняка живет, когда на растирает член таким, как я, задротам.

— Ты уже кончаешь, Гриша? Скажи, что еще чуть-чуть…

— Сильнее! — рычу и хлопаю ладонью по стеклу. — Сильнее, сильнее…

Мать твою-ю-ю-ю!

— Еще? Еще? Еще?

Ну наконец-то! Взрываюсь мощно, очень ярко, шиплю, скулю и, как акула, открываю от нехватки кислорода рот, и тут же щедро заливаю спермой тонкую, но натренированную на дрочку, маленькую ручку глупенькой малышки-Тоди.

— Молодец! — шепчет в спину, словно щенку поощрение выдает. — Ты мой хороший, хороший, удовлетворенный… Тшш, тшш, так сильно дрожишь… Поймал свой кайф, малыш?

По-моему, я должен вмазать этой суке? Соплячка, которая натренировала мой член на свой темп, считает, что имеет право так пошло «утешать» меня. Просто обалдеть.

— Мы закончили? — еложу лбом по зеркалу и скриплю зубами.

— Пока слегка размялись, грех. Мы точно разогрелись, а ты теперь свободен, ведь там, — спокойно произносит, — будет до херища незамужних юных дам. Не хочу, чтобы ты звенел на них. Твое возбуждение, твой стояк, Гришок, только на меня.

— Как скажешь, стерва! Сегодня славно отдеру, — разворачиваюсь все-таки лицом. — Трусы не надевай и ноги не своди, пусть сквозит из всех твоих щелей.

— Приказ!

— Пока распоряжение. Но настоятельное и на контроле здесь, — указательным пальцем касаюсь своего виска, демонстрируя ей место аппарата управления.

— Слушаюсь и повинуюсь, мой тяжкий грех.

Сегодня, детка, со мной у тебя будет твой последний раз. Сначала подготовься, а потом смирись!

— Будь добра, напомни,

что это за сходка? — пока мы добираемся до места назначения, мозгами переворачиваю предустановленную лабуду.

— Это безобидные экспресс-свидания, малыш, — шепчет в ухо, закладывая змеиный язычок в самый центр, в гулко резонирующую барабанную перепонку.

Я морщусь и дергаю плечом.

— Хватит! Я устал от этих игр. У тебя совсем ничем не контролируемый гормональный шторм, Тоди? — рычу и слежу глазами за зеркалом заднего вида, в котором не отражается водитель, тот самый Вадим.

Хороший парень! Может быть камуфляжно не заметен, когда того требует окружающая обстановка, и потом имеет стойкий темперамент на дороге, без лихих экспериментов с резвым перестроением по транспортным, широким и не очень, полосам. Тут впору кое-что добавить… Я сам этого парня подбирал!

— Мы будем с тобой разговаривать с другими лицами противоположного пола целый вечер, я с мальчиками, а ты с девочками…

— Ты еще скажи с юношами, моя краса.

— Не важно. Но по факту, Гриш, ведущему мероприятия и ты, и я напишем только наши имена, вроде мы друг другу понравились и хотим страстного продолжения. Все равно ведь уйдем вместе. Понимаешь?

— То есть устроим там обыкновенный разводняк?

— Что-то типа того! — хихикает и ладонью потирает киску.

— Что ты делаешь? — смотрю на ее отвратительное движение и, вздернув верхнюю губу, шепчу. — Ты не подмылась, что ли?

— Это ты меня уже завел!

Меня сейчас стошнит! Она еще глупее, чем казалось до этого отвратительного движения. Не так я себе представлял секс в этой машине. Вадима, по крайней мере, здесь точно быть не должно.

— Это отвратительно, Теодора, — отворачиваюсь к своему окну. — У тебя, видимо, психическое, но половое, заболевание. Либидо зашкаливает?

— Гриш… Я очень молода, это ты у нас уже измученный… Старик! — сильнее растирает письку, задирая свое платье, оголяет ноги чуть ли не до узенькой полосочки жемчужной ленточки создающих видимость трусов.

— На хрен руку убери! Довольно! — рычу и испепеляю девку взглядом. — Это абсолютно не заводит меня. Ты словно шлюха, которая идет на смотрины кобелей на разогрев перед выходом основного мудака…

— Я убрала! Убрала! Все! Все! Чего ты? — крутит своей белой паклей перед моим носом. — Доволен? Что такое? Твой стресс тебя догнал? Ты ведь был не против? Бурчишь, как пуританин. Сбил с цели, мальчик. Теперь там все течет…

Что-что?

Прищуриваюсь и медленно поворачиваюсь к ней лицом.

— Повтори, пожалуйста. Что ты сказала? Всю мерзость от первой буквы и до последней. Теодора?

Она беспокойно отодвигается от меня, всем внешним видом, вплоть до кончиков какой-то хренью напомаженных волос, демонстрируя мне жалкую покорность и унизительно лопочет:

— Гриша, прости меня. Наверное, несмышлёную х. йню сморозила.

Назад-назад. Закрой же рот! Эта светская с понтом львица выражается, как найдешевейшая мразь, как урка, как настоящий черт на зоне. Ей ведь нет и тридцати лет, а ее несет на воровском сленге, словно пахана в криминальной конторе. Это целиком и полностью мой косяк! Я точно где-то за собой недоглядел.