Любовь одна – другой не надо
Шрифт:
— Ты, видимо, уже позавтракал? Твой стандартный распорядок дня? — киваю на приватные столы.
— Да, как всегда. На то и свой собственный ресторан, — ухмыляется весьма смазливый адвокат, — с Максом еще вот обсудили текучку, пересмотрели контракты, внесли поправки и наметили нечто новое, — подмигивает сыну и переводит как будто издевательский взгляд на не поднимающую глаз дочь. — С приездом, Наташа! Давно с небес? Как долетела?
— Спасибо, все нормально, — суетясь на месте, шепчет в пол. — Два часа назад приземлилась в родном городе. Заехали в гости к Максу. Мама
— Прекрасно выглядишь, только слишком, — прикусывает нижнюю губу и по-блядски подкатывает глаза — вломить бы со всего размаху этому мудиле в нос, — воздушно, что ли? Зверь, что скажешь?
— Тебе уже пора, Гришаня. Даже однозначно надо! Тебя заказы ждут, да и денежки выглядывают из всех щелей. Иди отсюда. Наелся, напился, все вроде обговорили, так что за на хрен? — поворачивается к Наташке. — Прости, сестричка, вырвалось. Иди-ка ко мне, — Максим притягивает чересчур изящное тело к себе и пару раз встряхивает, как капроновую вязанку с луком. — Увидимся позже, Велихов. Я всегда на связи.
— Угу-угу. Не влипни, брат. Еще раз с приездом, Шевцова.
— Спасибо. Хорошего дня…
Как в старые добрые времена? Моя семья как будто в сборе?
Жена, дети… Да уж! Только Димки не хватает, но у него, как обычно, особо важные дела, хотя сообщение «с приездом» он Наталье все же отослал. Лично видел, как она настукивала свой вежливый ответ, в котором пожелала братцу «хорошего дня» и передала ему ото всех нас «пламенный привет».
Я должен быть рад? Доволен? Счастлив? Да, да, да! И в то же время стопроцентно нет… Дочь ведь не в порядке, она в беде, грустит и тяжело страдает. Болеет и поедом грызет себя!
Сидим «в гостях» недолго. Макс травит байки о детишках, поддерживает спокойный разговор, а Наташа лишь грустно улыбается и постоянно воду пьет, Марина гладит ее суетливые ручки, и только я, похоже, выгляжу великолепно разжиревшим тюфяком…
— Ты должна была мне все рассказать, леди, — упираясь спиной в мягкое изголовье кровати, наблюдаю за тем, как Марина наносит крем на руки и медленно втирает белую жирную субстанцию в тыльную сторону молочных ладоней. — Слышишь меня? Сразу! Как только это произошло…
— Это личная жизнь дочери, Юра. Взрослой женщины, у которой…
— Не нуждаюсь в этом оправдании. Вам обоим, надеюсь, известно, как я вообще ко всему этому относился. К этому замужеству, к этим отношениям, ее образу жизни. Честное слово, я старался не вмешиваться и не отсвечивать только лишь потому, что это было важно для нее. А на самом деле, — отталкиваюсь руками от матраса и подскакиваю телом еще немного вверх, — получил какой-то бабский заговор.
— Дай ей время на адаптацию.
— Без проблем. Я никуда не гоню. Пусть живет с нами — не хочу, чтобы вообще куда-нибудь съезжала. Пусть будет перед глазами, так всем спокойнее. Она женщина, одной будет тяжело.
— Тихо-тихо. Ей тридцать четыре года. Взрослый человек, который в состоянии принять разумное решение относительно своей жизни. Давай сейчас не будем расписывать план и строить догадки о том, кто, что, куда, стоит ли…
— Там у Макса Серж вернулся, — перебиваю
Стреляю глазками и чего-то жду. Жена загадочно прищуривается и коленями становится на матрас. Кровать пружинит и раскачивает нас, а Марина неспешной шагающей смешной походкой продвигается ко мне.
— И что? К чему ты ведешь, родной?
— Может быть, они смогли… Все-таки с детства друг друга знают.
— Ты сейчас серьезно? Это ваш пожарный бунт? Ты в свахи, что ли, заделался, родной? Сводничаешь, выгодные партии формируешь, предлагаешь. Обалдеть! Мой муж, товарищ полковник, Юрий Николаевич Шевцов!
— У Смирного отличный младший сын. Чего ты? Толковый парень, с дурным характером, конечно, но…
— Перестань, пожалуйста. Это, — леди укладывается рядом со мной, уложив руку мне на талию, сжимает противоположный от нее мой бок, — весьма самонадеянно и потом, это не дети, которых можно сводить, разводить, как малолеток, в одной песочнице. Должно пройти время, родной. Давай дадим его Наташке. Уверена, что…
— Ты так спокойна, — опускаю голову и разглядываю светлую любимую женскую макушку, — что мне как-то слегка не по себе. Леди? Это ведь единственная дочь…
— Именно! Твоя дочь! Твой характер, Юрка. Твоя экспрессия и…
— Точно не моя конституция. Однозначно. Ее аномальная худоба бросается в глаза и отпугивает людей. Объясни ей, пожалуйста, что это…
— Не «бестакничай», родной. Негоже отцу так вести себя.
— Чего-чего? — спускаюсь телом вниз, пристраиваюсь ближе к зевающей жене. — А как мне следует вести себя?
— Ненавязчиво и незаметно. Она стесняется всех нас. Сегодня это было слишком очевидно. Наташка пряталась в свой круглый домик, как жалкая улитка, когда вы, дорогие мужчины, пялились на нее, как на невиданное доселе диво. Будь терпеливее, покладистее. Юр, ты же можешь…
— Предлагаешь молодость вспомнить и ухаживать за собственной дочерью, как за будущей женой.
— Что-то вроде того! Ты ведь ее отец, значит, крепкий тыл, в то же время острый меч и увесистая броня. Ее опора и надежное мужское плечо, пока она не подберет… Любимое! Свое! Не строй далекоидущие планы, Шевцов, и ни в коем случае не устраивай ей личное счастье. Не унижай таким вниманием маленькую женщину. Живи одним днем. Она приехала, а я так рада, что не могу свое душевное состояние описать словами. Мне хочется петь, кружиться, танцевать. Вот посмотришь, Наташка будет очень счастлива…
Если будет так плохо есть, то до счастья вполне может не дотянуть. Твою мать! Не каркай и заткнись, «отец-Шевцов»…
Сейчас, похоже, кто-то плачет или мне все снится? Неосознанное цветное искажение суровой действительности. И ночью покоя нет моей бунтующей душе. Ну вот опять! Еще, а вот еще! Мне что-то кажется? Видится? Все это слуховой обман? Да нет же! Кто-то точно всхлипывает и при этом очень сильно желает остаться незамеченным. Да-да! Этот кто-то смешно икает, видимо, закрывает двумя руками рот, скрывая истерику, громко хрюкает и сильно шмыгает носом. Жена, по-видимому, смотрит кошмарный сон? Леди что-то беспокоит? Страшит? Пугает?