Любовь в облаках
Шрифт:
Мин И так и не проснулась той ночью.
Она спала — сладко, глубоко, в тёплом опьянении, как будто вино убаюкало её лучше любой колыбельной. Лишь к полудню следующего дня, тихо простонав, она открыла глаза и, держась за голову, села в постели.
Комната была пуста.Золотистый тюль всё ещё висел над кроватью, рассеянно переливаясь в солнечном свете. Ложе из красного дерева оказалось слишком широким, а на шёлковых простынях всё ещё витал чужой — мужской — аромат.
Мин И вздрогнула. Резко выпрямилась и тут же опустилась на колени, охваченная
Вроде бы… она пошла с господином Цзи домой.А потом?..
— Ну и счастливая у нас девушка! — раздался голос за занавесью. — Там снаружи уже весь город вверх дном стоит, а она, гляди-ка, до сих пор не проснулись.
Занавес откинула одна из тётушек — полная, степенная женщина в тёмном платье.
Мин И резко обернулась, прижалась спиной к резному изголовью кровати, глядя на вошедшую с растерянной тревогой.
Старая кормилица — тётушка Сюнь — приподняла бровь, скривила губы в полу усмешке:
— А раньше-то сказали: характер — с перцем. А теперь, гляжу, — мышонок дрожащий.
Кормилица ловко подошла к кровати, быстро расправила смятую постель, пригладила подушки — и тут же, не давая Мин И опомниться, протянула руку, чтобы стащить её с ложа:
— Господин ещё на рассвете ушёл во внутренний дворец.В полдень, говорят, к ужину не вернётся, но к вечеру наверняка появится. Так что собирайся, приводи себя в порядок.
Мин И не успела увернуться. Её дёрнуло вперёд — и коленом она сдвинулась прямо в резной край кровати, стиснув зубы от боли. Щёки побелели. Но перечить незнакомой, властной женщине она не посмела. Только опустила голову и позволила усадить себя к туалетному столику.
И тут — как будто окатили холодной водой.Взгляд заскользил по столешнице — и в глазах прояснилось.
Красные серьги с подвесками из нефрита, шпильки из чёрного золота с резьбой по лозе, золотой венец в форме павлина, распускающего сапфировые перья, пара браслетов из резного зелёного жадеита…Редкие драгоценности, выложенные в ряд, — как перед госпожой, которой сейчас предстоит выбрать украшения к вечернему приёму.
Каждая вещь — как сундук серебра.
Мин И невольно затаила дыхание, но лицо её выдало жадное, неумелое восхищение. Она смотрела на сокровища с округлившимися глазами, как ребёнок на пирог в праздник.
Тётушка Сюнь сдержанно скривилась, недовольство прорезалось в каждой черте:
— Эти украшения — разрешено носить вам, — холодно напомнила она. — Но не забывайте: они не ваши.
Мин И тут же потупилась. Голова поникла, словно у щенка, которого одёрнули за попытку лизнуть мясо со стола.
И правда — что она собой представляет? Просто игрушка, которую забрали с пира. Живая ваза — милая, красивая, но отнюдь не ценная. Ни одна из этих драгоценностей не стоит такой, как она.
Вздохнув про себя, Мин И взяла себя в руки — и принялась за дело.
Она была танцовщицей, и потому знала: украшение себя — часть ремесла.Красивый макияж, изящная причёска,
По тому, как вёл себя Цзи Боцзай вчера, Мин И убедилась: слухи не врут.Он действительно любил красоту — особенно такую, что будоражит душу своей хрупкостью.
Не колеблясь, она выбрала самые изящные и неброские украшения — светлого золота, тонкой резьбы. Брови подвела лёгким росчерком, щёки украсила нежным румянцем. Образ получился лёгким, трепетным — как у юной девушки, впервые попавшей в знатный дом.
Окинув взглядом комнату, она заметила у стены книжную полку. Лёгким движением приподняла подол юбки и направилась туда, выбрав самую старую и потёртую книгу.
А потом изящно устроилась на низком диванчике у входа — так, чтобы тот, кто войдёт, увидел её сразу: одна рука держала книгу, другая — изящно перебирала благовония в курильнице.
Прошёл лишь миг, как мимо неё прошла кормилица Сюнь подметая пол. Бросила на девушку хмурый взгляд — и буркнула сквозь зубы:
— Книгу ты вверх ногами держишь.
Мин И чуть заметно дёрнулась.Потом медленно перевернула том, как ни в чём не бывало — и продолжила делать вид, что читает.
— Не старайся зря, — буркнула кормилица Сюнь, даже не обернувшись. — Наш господин к женщинам… ну, дня на два, три — и всё. Так что пока он ещё в настроении, выпрашивай награду, чтоб потом было на что жить.
Мин И сразу поняла: эта тётушка уже давно при доме, повидала немало — и женщин, и их падений. Злобной она не была, просто устала верить, что хоть кто-то здесь останется надолго. Оттого и говорила прямо, без обиняков.
С лёгкой улыбкой Мин И ответила:
— Так я потому и стараюсь. Хочу, чтобы господину радостно было давать награды.
Она не ожидала, что девушка ответит — и тем более с такой невинной бойкостью.Тётушка Сюнь остановилась на полпути, смерила Мин И взглядом… и смачно закатила глаза:
— Без стыда и совести.
Это, может, и подействовало бы на других.Но для Мин И — стыд и совесть остались где-то за воротами, ещё тогда, когда она впервые вошла во внутренний дворец как танцовщица.С тех пор и одежды сменила, и кожу, и душу — а старые понятия скинула, как поношенную тряпку.
Она с улыбкой поправила благовония в курильнице, подняла глаза и весело спросила:
— А скажите, тётушка, господин у нас больше любит сильных или нежных? Поклонниц книг — или тех, что с мечом не подкачали?
— Без комментариев, — отрезала та.
— Тогда, тётушка, — с самым искренним видом продолжила Мин И, — а вы сами сладкое любите или солёненькое? Тут, смотрите, кешью есть, можно вам?
— Девушка, вы слишком много болтаете. А наш господин не выносит крикливых.
— …А-а… — Мин И послушно кивнула и….— …просто зажала себе рот пальцами.Посидела так какое-то время, послушно и молча, изображая смирение.