Любовь

Чекалов Иван

И вот Даша наконец решилась. Она подтянула к себе гитару и положила левую руку на струны. Попробовала парочку зажать — струны послушно поддались, хотя и оставили на пальцах глубокие следы. «Терпи! Красота требует жертв», — так она подумала, но выдержала все равно совсем немного. Тогда ей пришло в голову просто дзынькнуть по струнам; она высоко подняла правую руку и со всей мощью древнегреческой богини ее опустила:

БДРЯМ!

М

М

М

м

м

м

м

Даша

облизнула загудевшие от боли пальцы. Собралась с духом и снова ударила.

ДЗЫН!

Н

Н

Н

н

н

н

н

«Какое „н“! — Даша топнула ногой от возмущения. — Какое „н“, когда я хочу „м”! Даже не „м”, а…»

— М-м-м! — повторила Даша вслух.

Надо найти тот, первый звук, из него можно сделать что-то совершенно невероятное. Даша это нутром чуяла. Она дернула каждую струну отдельно: мы-ны-лы-зы-ды-вы. Тогда, очень внимательно прислушиваясь, Даша положила большой палец на первую, самую толстую струну — и резко опустила его вниз:

БДРЯМ!

М

М

М

м

м

м

м

Даша просияла. Лучик надежды блеснул в костре Жанны д’Арк. Обнимая гитару обеими руками, Даша чувствовала, что влюбилась. Никаких учительниц, когда она вырастет, никаких ветеринаров или актрис — она будет музыкантом! Соберет свою рок-группу (девчачью, разумеется — с Лизой, Наташей и Полиной Беленькой), станет выступать на громадных футбольных стадионах и зарабатывать большую кучу денег. Даша почти придумала название для группы и обязательно бы еще побаловалась с гитарой, если бы не мамин голос, вдруг выдернувший ее из прояснившегося будущего в безлеопардовое настоящее:

— Кушать, солнышко!

* * *

Перед завтраком Даша прижалась напоследок к гитаре и приняла печальное выражение лица — чтоб мама знала, как подвела родную дочь.

Глава 13

Мама

В детстве маму Даши никто не звал «мама Даши». Ее звали Гульнар. Причин тому было несколько. Во-первых, она была из Азербайджана. Во-вторых, никакой Даши еще не было.

Гульнар родилась в пригороде Баку, и оба ее родителя — дедушка и бабушка Даши — были очень красивыми людьми. И конечно, как все красивые люди, они были строгими. Ведь те, кому красота дается от рождения, даже не представляют, скольких трудов она стоит маленькой некрасивой девочке. Это понял когда-то поэт Заболоцкий и описал в следующих строках:

Среди других играющих детей

Она напоминает лягушонка.

Заправлена в трусы худая рубашонка,

Колечки

рыжеватые кудрей…

В дошкольные годы Гульнар была веселой — никогда в себе не замыкалась — и общительной; с первого же дня, проведенного во дворе, обзавелась тьмой тьмущей друзей. Это вообще был, что называется, золотой состав двора тринадцатого, пятнадцатого и семнадцатого домов: пройдет лет двадцать-тридцать — и мальчик Хасан превратится в известнейшего ресторатора Баку с двумя звездами «Мишлен», две девочки-сестры поедут в Голливуд играть exotic femme fatale и завоевывать оскаровские статуэтки, а еще один тихоня, который особенно любил разглядывать Гульнар, когда та играла в классики, станет (как ни сложно в это поверить) новым президентом Азербайджанской республики, сместив на этой должности чрезмерно засидевшегося бюрократа. Куда ни плюнь — везде успех.

Но Гульнар его вкусила раньше всех. Никто не мог тягаться с ней. Она была самой бойкой, самой смелой, самой дерзкой девочкой, слухи о которой долетали и до соседних дворов. На нее приходили поглядеть не только мальчишки (что Гульнар показательно игнорировала), но и девчонки; иногда даже первоклассницы.

Школа пролетела быстро. Все оставалось по-прежнему. Гульнар ни о чем не задумывалась. В классе она представляла партию угнетенных, соперничавшую с партией Маши. В партию Маши, кроме самой Маши (звезды — точнее, звездочки), входили многочисленные льстецы, подхалимы и отличники. В партии угнетенных были двоечники, хулиганы и прочая местная интеллигенция; согласно уставу, в партии не было лидера, но все всё понимали — и в каждой стычке с длиннющими Машиными ресницами участвовала именно Гульнар. У нее было много мечт: стать оперной певицей, прославиться, уехать в Москву и познакомиться с Сергеем Жигуновым; она мечтала о большом красивом доме и семье, где она не будет, как ее мама, готовить бесконечные супы, а найдет важную работу, чтобы готовил за нее будущий муж.

Потом был переезд, вся семья собрала вещи и купила билеты в Нижний Новгород. С того дня Гульнар стала рассеянной. Затем — институт, юридический факультет, еще больше непонятностей, законы, конституции, Хаммурапи. Девяностые годы: страшно ходить по ночам, ссоры с родителями и — он! — муж, вернее, тогда еще просто однокурсник со смешной прической. Гульнар, запутавшаяся окончательно, влюбилась в него и только в этой своей влюбленности все ясно понимала.

Папа Даши, которого тогда еще не звали «папа Даши», потому что Даша еще на свет не появилась, подрался с кем-то на институтской вечеринке из-за Льва Толстого. Гульнар, вовсе не бывшая белоручкой, быстрее всех разобралась, что делать, обработала синяки и вытерла кровь. Они начали встречаться. Даша появилась очень скоро — за день до получения дипломов.

Пройдет еще сколько-то лет — родится Настя. И вот тогда-то Гульнар станет «мамой Даши». Вокруг все менялось: власть, время, место проживания, муж Вася, дочка Даша, дочка Настя, марки машин, модели самолетов, отношение родителей к ее раннему браку, отношение Васи к религии и атмосферные явления — но Гульнар, ее душа и чувства оставались такими же, как двадцать лет назад. Она совсем перестала мечтать. Приняла, что никогда не познакомится с Сергеем Жигуновым. С обидой молча следила за тем, как мальчик Хасан превращается в известнейшего ресторатора Баку, а тот тихоня, с которым она одна во всем дворе общалась, стал пугающим трехподбородочным политиканом. Муж Вася преуспевал — открыл первый бизнес, затем второй, перевез всю семью в Москву, в очень красивый дом напротив итальянского посольства, и сам в этом доме почти не бывал. А Гульнар занималась Дашей и Настей, растила их, старалась изо всех сил — и почти не вспоминала, какой когда-то была маленькой и смешной.