Любовница бури
Шрифт:
Перебирая все эти крупицы воспоминаний, она лишний раз удивлялась тому, как в один момент из необразованной дикарки из пустыни превратилась в избранную.
Внимание к собственной скромной персоне поражало ее; ведь ее могли просто казнить в Париже или Гюрсе, но на нее почему-то позарился Монстр. А теперь ее и вовсе везли в самолете в неизвестном направлении, толи в закрытую лабораторию, толи сразу на ковер к Фюреру, чтобы превратить в секретное оружие или подопытную крысу.
Почему именно она? Почему не отчаянная Кэтрин, силе духа которой можно было позавидовать? Почему не умница Сюин? Почему
Толи от холода, толи от вибрации самолета, Поль начала стучать зубами и закуталась бы в плащ, если бы ее руки не были скованы наручниками. Она уже почти не чувствовала ног в тонких чулках и легкомысленных туфлях, но из последних сил старалась не терять сознание, не погружаться снова в сон, остерегаясь, что если поддастся подступающей со всех сторон темноте, то никак не сможет повлиять на происходящее. Наивные мысли, ведь и сейчас она все равно была беспомощна, как младенец.
Самолет начал снижение и Поль ощутила забытое, но знакомое чувство. Воздух был очень свежим и насыщенным озоном. Таким… таким звонким и чистым он бывает только высоко в горах.
Ее отстегнули, вытащили из салона и поставили на оледеневшие ноги, куда-то снова потащили. Поль различила звук, заставивший ее вздрогнуть – ржание лошадей. Не хотелось бы ей, будучи такой уязвимой и почти слепой, встречаться с этими огромными, опасными животными. Но ничего не произошло, только характерный конский запах ударил в ноздри. Земля под ногами снова начала трястись, но в этот раз более мягко и плавно. Скорее всего, ее везли в чем-то напоминающем телегу или упряжь. Мерный стук копыт и вибрация повозки убаюкала девушку, и она почти задремала, совсем ненадолго, но успела пропустить большую часть пути.
В себя она пришла только от звука, закрывающейся за спиной двери. И тут же чьи-то мягкие, теплые руки сняли с ее головы мешок. Поль зажмурилась от света, от которого уже успела отвыкнуть. Она несколько минут беспомощно моргала, прежде чем смогла адаптироваться и снова видеть окружающий мир. И Поль удивленно ахнула, оглядываясь по сторонам.
Она стояла у дверей комнаты, которая поразила ее своим убранством: высокие потолки, своды которых терялись где-то далеко в полумраке, роскошная люстра, обилие золота, колонн, бархата, живописи; деревянные панели на стенах. Взгляд Поль остановился на широком окне и она бросилась к нему, чтобы разглядеть окружающий пейзаж, но вокруг были только горы, утопавшие в густом утреннем тумане. Восторг от увиденного быстро сошел на нет, сменившись осознанием того, что такое роскошное жилище, вероятнее всего, принадлежит кому-то из нацистской военной верхушки. И вряд ли ее пригласили сюда, чтобы пить чай и вести светские беседы об искусстве войны.
Конечно, у нее была надежда, что это Монстр организовал ее побег и увез ее к своей благородной родне, но печальный жизненный опыт лишил Поль наивности в подобных вопросах. Такое бывает только в сказках… Или в романах мадам Амальрик.
Девушка обернулась на звук хлопнувшей двери у себя за спиной.
В комнату вошла высокая, массивная женщина в строгой, почти монашеской одежде. Светлые волосы были убраны в скромную
– Кто вы? – вырвалось у нее, – где я?
Женщина нахмурилась.
– Tut mir leid, ich weiss nicht, was Sie meinen, - сказала она. Поль и без знания немецкого догадалась, что общение с незнакомкой не состоится из-за языкового барьера. Однако, ее немного успокоило с какой вежливостью были произнесены непонятные ей слова. Из этого Поль сделала вывод, что перед ней служанка, а значит, пытки откладываются на потом. Нацисты не любили грязную работу, но истязание пленников предпочитали производить самостоятельно.
Служанка взяла Поль за запястье грубой рукой с крупными мозолями и повела за собой в следующую комнату, где многозначительно подтолкнула к большой, керамической ванне, расположенной у окна. Поль в начале обрадовалась возможности искупаться, смыть с себя зловоние той таверны и всех ее постояльцев, а заодно прикосновения сопровождавших ее немцев, но тут же сама развенчала свой восторг.
Если бы ее хотели пытать или препарировать, вряд ли обеспокоились бы вопросами чистоты тела. И в голову сразу полезли дурные, мрачные мысли.
Пока женщина раздевала и купала Поль, она спорила с собой – могли ли ее все-таки доставить к родителям Монстра или ей предстоит стать игрушкой очередного чокнутого нациста. К концу процедуры, когда служанка обтирала девушку мягким полотенцем и сушила ее короткие волосы, Поль остановилась на последнем и расстроилась окончательно. На принесенную незнакомкой одежду она смотрела уже без каких-либо надежд или иллюзий, но самостоятельно облачаясь в строгое черное платье, шерстяные чулки и закрытые туфли, она все-таки сделала вывод, что сдержанность такого наряда вряд ли подходила для будущей наложницы.
Служанка застегнула пуговицы у Поль на загривке, и высокий белый воротничок больно сжал шею. Словно… ошейник. В руке женщины вдруг блеснули ножницы, и пленница отпрянула в ужасе, но незнакомка не планировала причинять ей вред. Она всего лишь подрезала отросшие пряди аккуратным и уверенным движением руки, придав прическе форму короткого каре. Поль бросила короткий взгляд на свое отражение в ростовом зеркале и усмехнулась – теперь она напоминала гимназистку или молоденькую учительницу из французской провинции, но никак не подарок для нацистского извращенца.
– Folge mir, - скомандовала служанка и жестом поманила Поль за собой.
Женщина прошла через анфиладу комнат и вышла в коридор, спустилась по лестнице и только там обернулась, проверяя, не отстала ли ее спутница. У нее было беззлобное и простое крестьянское лицо с крупными чертами и в этот момент Поль вдруг показалось, что служанка смотрит на нее с жалостью. Вероятно, ей куда больше известно об участи, которая ожидает новую гостью этого роскошного… дома? Дворца? Замка?
Их путь закончился в очень просторной и красивой столовой, где женщина усадила Поль за длинный стол, заставленный различными блюдами и украшенный цветами, и удалилась. Поль была удивлена отсутствию солдат в замке и вообще каких-либо других людей, кроме провожавшей ее пожилой крестьянки.