Люди государевы
Шрифт:
Глава 2
Осип Иванович Щербатый после прибытия новых воевод уже несколько дней пребывал в постоянном раздражении духа. И было отчего! Не такого разрешения бунтовского дела ждал больше года. И что же вышло? Прислали вторым воеводой свояка Илейки, Богдана Коковинского, а первым воеводой давнего недруга ему, Осипу, Михаила Волынского. Эту недружбу к себе и поноровку Илейке Бунакову он почувствовал с первого дня. Его, князя Щербатого, сравняли с каким-то безродным дворянишком и бунтовщиком!
Вчера Волынский захотел, чтобы
Он отправил государю челобитную с жалобой на Волынского и Коковинского, в которой писал, что они беспрестанно пируют друг у друга, переезжая из дома в дом, что велел Волынский в его, Щербатого, «росписной список написать подьячему, чем владел и ведал по своему воровскому умыслу и самовластием Илья Бунаков», что будто принял у него, Щербатого, город и острог, и городовые и острожные ключи, «и на городе наряд». Еще написал: «И волочили меня к себе в съезжую избу на всякий день; воры Илья Бунаков с товарыщи меня лаяли и позорили, а они их, воров, не унимали».
Вот и сегодня, в 12-й день августа, известили, что после обеда надлежит быть у них с ключами и городской печатью.
У дверей съезжей избы он едва не столкнулся с дьяком Михаилом Ключаревым. Тот выскочил из дверей с злым красным лицом.
— Кто там? — спросил Щербатый.
— Советниками Ильины подали, будто от всего мира, челобитную, дабы меня к сыску в городе не пускать!
— И что воеводы?
— Сказали, что мне у сыска быть не надлежит! Не дождавшись на то государева указу!
— Отпиши о том государю! Поноровку воеводы ворам и изменникам чинят!
— Отпишу, Осип Иванович! Непременно отпишу!
В избе он увидел ненавистных ему людей: Илью Бунакова и главных его советников — Федьку Пущина, Ваську Ергольского, Ваську Мухосрана, Осташку Ляпу, Ивашку Чернояра и Фильку Петлина.
— Осип Иваныч, хватит упрямиться, сдавай ключи и печать и верни все бумаги, кои в свой дом унес! По твоей вине мы город принять не можем! — обратился к нему Волынский.
— Вы город принять не можете не по моей вине, а по Ильиной вине и его советников! — кивнул Щербатый в сторону Бунакова. — А меня с ним ровнять не надлежит!
— Коли немедля не сдашь городские ключи и печать, останешься зимовать! — сердито воскликнул Волынский.
— Вот се верно! — одобрил Федор Пущин.
Щербатый скрипнул зубами и процедил:
— Черт с вами! Отдам…
И направился к выходу. Но Волынский остановил его:
— Останься, Осип Иваныч! Получен указ по государеву делу на тебя, Григория Подреза-Плещеева. Указано провести меж вами очную ставку! Его сейчас приведут… Челобитчики, подите во двор и не мешайте сыску.
Когда Подреза привели, Волынский сказал:
— По государеву указу от марта третьего дня проводим между вами очную ставку… Григорий, наперед
Григорий осклабился и, презрительно глядя на Щербатого, ответил:
— Никакого государева дела за воеводой нет!..
— Чего для ты ложно извещал на воеводу?
— Чтоб выйти из тюрьмы! Он же меня безвинно в тюрьму кинул!..
— За ложный извет будешь наказан кнутом! По указу же после наказания велено отправить тебя на службу в Якутск в чине сына боярского…
— Давно его туда надо было! — удовлетворенно сказал Щербатый.
— Я тебе, Оська, давно сказывал, что далее Якутска не сошлют! — ухмыльнулся Подрез.
Когда Григория увели, Волынский сказал Щербатому:
— Осин Иваныч, по тебе особый государев указ пришел от марта четвертого дня… Велено посчитать тебя порознь за годы, что ты городом правил, росписной список отдельно составить, а за отчетом всяких дел велено считать Илью Бунакова и подьячих, на них же доправить недоимки, какие будут…
Щербатый в душе возликовал: «Слава богу, дошли мои челобитные и отписки до государя!»
Волынский продолжил:
— Однако, покуда росписной список по себе не подпишешь и города не сдашь, из Томска не уедешь.
Осип Щербатый упрямиться не стал, сдал ключи и печать, подписал росписной список и августа в 19-й день отбыл из города на девяти дощаниках, нагруженных воеводским добром.
Воеводы же Волынский и Коковинский сообщили в Москву о приеме города и о начале сыска.
Глава 3
Челобитчики под началом Аггея Чижова добрались до Москвы в конце сентября. А двадцать девятого числа подали в Сибирском приказе боярину князю Алексею Никитовичу Трубецкому челобитные и отписки Бунакова. Глава Сибирского приказа принял челобитчиков неласково.
— По томским челобитным государем указы учинены были в прошлом году! — недовольно сказал князь, окидывая челобитчиков подозрительным взглядом из-под кустистых черных бровей.
— Нонешние наши градские челобитные по тем государевым указам писаны, будь добр, Алексей Никитич, отдай их государю, дабы он новый указ по томским делам учинил!..
— Ладно, посмотрим!..
Однако смотреть по всему не торопился. В Сибирском приказе уже лежали отписки Щербатого, и Трубецкой в душе сразу принял его сторону. Государь же после бунтов в разных городах приказал быть в делах осторожным и чернь, особенно в дальних окраинах, не озлоблять понапрасну. Сибирские же челобитчики были весьма настырны, каждый день приносили челобитные от одного-двух из них, чтобы он подал привезенные ими челобитные государю. Алексей Никитич отговаривался многими делами, недосуг, мол, их челобитные рассмотреть… И вот через десять дней заявились в Сибирском приказе перед Трубецким впятером.