Люди греха и удерживающие
Шрифт:
Один раз учительница поспорила с Татьяной по поводу оценки персоны Анны Карениной. Татьяна, я знаю, при подготовке к уроку проштудировала мудрую литературоведческую книжку по этому вопросу и потом рассказала классу перед доской, что, мол, и наркоманка была Анна, и хорошего мужа с ребенком бросила ради любовника. И что кроме как под поезд броситься выхода у нее в жизни после этого не было. А еще, что Лев Толстой женщин вообще не любил и писал про них гадости. Против такой трактовки Доре Семеновне возразить было нечего, и она просто написала на нас ябеду директору школы, обвинив в злобной клевете на классика русской литературы.
Директор, Инна Петровна Пермякова, была вынуждена
Я все это описываю для того, чтобы показать, что в советской школе была благожелательная и уважительная атмосфера и из детей пытались воспитать личность, а не послушных исполнителей чужой воли.
Стихийный атеист
Михаил Врубель. «Демон»
В детстве моя бабушка Мария Ивановна крестила меня по православному обряду. Отец и мать хотя и были крещеными, но в церковь не ходили. Это специально не запрещалось, но особо и не приветствовалось в среде кадровых военных. В школе специальных занятий по атеизму не было, а вопросы нравственности учителя преподносили нам по уже упомянутому мною «Моральному кодексу строителя коммунизма». Основные положения кодекса были позаимствованы из христианской доктрины.
Атеистические идеи я почерпнул из книг известного французского богоборца Лео Таксиля. Книги назывались «Забавная библия» и «Священный вертеп». Автор окончил иезуитский колледж и хорошо знал слабые места христианской церкви, умело критиковал ее за промахи, которые присущи любому социальному институту, показывал текстуальные противоречия в Священном писании. Богоборческие идеи хорошо легли на незамутненное православной верой детское сознание, и я определил себя в стихийные атеисты.
Как-то на летних каникулах я гостил у бабушки Марии Ивановны в городе Мелитополе, где она постоянно жила с мужем, моим дедом Гордеем Кононовичем, кузнецом высокого разряда и убежденным коммунистом. Встав раз рано утром и заглянув в бабушкину комнату, я увидел, как она молится перед образом Иисуса Христа, висевшим в углу ее спальни.
Тут меня демон и попутал. «Бабушка, а в одной умной книге написано, что Бога нет», – радостно поделился я с ней своими благоприобретенными знаниями. Бабушка повернулась ко мне и тихо, но с неожиданным напором в голосе сказала: «Для кого нет, а для кого и есть. Богородица еще позовет тебя служить Ей!». Видимо, она молила Господа надоумить меня жить праведной жизнью и послужить Богородице нашей Деве Марии.
После короткого разговора с бабушкой на богословские темы я книги вроде тех, что написал Таксиль, читать перестал. Даже Дени Дидро и Людвиг Фейербах не укрепили меня в отрицании Бога. Правда, медный крестильный крест я сразу не надел – он лежал в шкафу на верхней полке в той же деревянной коробочке, где и другие семейные реликвии. Изредка я его доставал, гладил пальцами, но надеть не осмеливался – не был к этому готов.
Зато по совету бабушки я нашел в районной библиотеке и прочитал историческую
С тех пор я чувствую, что святой благоверный князь Александр Невский стоит у меня за спиной и пытается наставить на путь истинный. Это, конечно, если я его прошу об этом словами молитвы: «Святый Ангеле, предстояй окаянней моей души и страстней моей жизни, не остави мене грешнаго, ниже отступи от мене за невоздержание мое. Не даждь места лукавому демону обладати мною, насильством смертнаго сего телесе; укрепи бедствующую и худую мою руку и настави мя на путь спасения».
Практика укрепления духа молитвами пришла уже в зрелом возрасте – в отрочестве к этому никто не приобщил.
Офицерские дети
Андрей Шишкин. «Последний защитник»
В детстве и отрочестве я жил в военном городке, и меня окружали дети офицеров. Мы все жили на русской языковой и культурной основе, но были по своему менталитету советскими людьми.
Во всех семьях военных царила атмосфера служения стране, ответственности за все происходящее вокруг и самодисциплина. Наверное, она вырабатывалась под влиянием примера поведения отцов. Наших отцов могли в любую минуту поднять по тревоге и отправить на учения на неделю, а то и на месяц. Дома у нас всегда стоял на такой случай отцовский тревожный чемоданчик с набором вещей первой необходимости.
Часть офицеров летного полка, в котором служил отец, принимала участие в высадке советских отрядов на Кубе в 1961 г., часть участвовала в подавлении антисоветского мятежа в Чехословакии в 1968 г. Это был тот самый истребительный авиационный полк «Нормандия-Неман».
Отношение к Великой Отечественной войне у моих товарищей по военному городку было особое. Практически у всех отцы и деды воевали, у многих во время войны погибли родственники. В семьях были свежи воспоминания о страданиях, которые принесли на нашу землю немцы. Бабушка Наталья Ивановна, ее дочери, моя мама и тетя Люся, пережили блокаду в Ленинграде, потом их вывезли по льду Ладожского залива на Большую землю и отправили в эвакуацию в Казахстан. Там они долгое время жили в юртах в степи, пасли скот. Потом гнали этот скот пешком на Украину для формирования в тамошних колхозах стад взамен увезенных немцами в Германию. Догнали скот до Мелитополя, и там мама познакомилась с отцом, который служил тогда на военном аэродроме в этом городе.
Отец во время войны служил в десантных войсках. По его рассказам, их сбрасывали в тыл врага на планерах или на парашютах, и там они проводили ночные рейды по штабам, складам и резервным частям. Рассказывать о войне отец не любил, видимо, потому, что насмотрелся много смертей и горя. За боевые действия отец был награжден орденом и многими медалями. Они лежали в той самой деревянной коробочке на верхней полке в шкафу, и я любил доставать их и перебирать. Надевать награды было нельзя, поскольку они были не моими. Награды требовалось заслужить.