Люди и нелюди

Романова Галина Львовна

Однако она продолжала настаивать на своем:

— Если судить о том, что человеком на любом языке любая раса или вид называет именно себя, то… то все равно это не человек. Не местный человек!

— С чего вы взяли?

— С этого, — Ната взяла в руки череп. — Вот эта трещина. По-вашему, что это такое?

Грета присмотрелась и изменилась в лице.

— Похоже на след от удара каким-то тяжелым предметом. Камнем или… Хм… я совсем забыла… височная кость… мы же извлекли ее по кусочкам, но сначала подумали, что это просто условия хранения… А теперь я склонна думать, что вы можете быть правы. Кем бы ни было это существо, его убили! Убили ударом по голове.

— Могли и оглушить, а потом добить, — подумала вслух Ната. — Вспороть, скажем, живот… кожа ведь не сохранилась?

— Да. Хотя… тут что-то странное. Если животное — допустим,

что это всего лишь животное! — убили, то зачем? Съесть? Но тогда почему целы кости? Хищники обычно разгрызают кости. А первобытные люди их нарочно раскалывали, чтобы добыть костный мозг. Тут же повреждения костей минимальны!

— Как будто их нарочно хотели оставить целыми?

— Да, поэтому мы и подумали о погребении. Ведь вряд ли кто-то станет есть тела покойников. Тем более, своих покойников! Это не характерно для разумных существ. Я допускаю случаи каннибализма, но чтобы поедать именно умерших?

— Но это не погребение, — предположила Ната.

— Конечно, нет! Мы не отыскали ни одного признака даже самого примитивного погребального обряда! Кости валяются, как попало, как будто их просто свалили в кучу, не позаботившись о том, чтобы придать телу какую-либо позу. Нет ни характерных следов выкапываемой ямки, куда его положили, ни предметов, которые часто кладут в могилу — камень под голову, орудия труда, цветы, наконец!..

— То есть, животное убили, а потом просто бросили валяться труп за ненадобностью.

— Или частично объели, затронув только мягкие ткани, и опять-таки бросили останки.

— И кто мог это сделать?

Обе женщины посмотрели друг на друга. Четкого ответа на этот вопрос ни у кого не было.

— Может быть, другие тела дадут ответ? — предположила Ната. В конце концов, надо чем-то заняться, пока ждешь ответа от Линель.

Возле добытого мяса стадо провело почти двое суток.

Жили бы и дольше, но на костях уже не осталось ни клочка мяса, а раскалывать кости, чтобы добыть мозг, было трудно. Их приходилось долго бить камнями, чтобы появилась маленькая трещинка. В некоторых случаях добраться до мозга было невозможно. Даже могучий Мам, и то не сумел раздолбить бедренные кости и, в конце концов, отбросил их со злобным ворчанием. А они пахли так вкусно! Все — и самки, и охотники — то и дело принюхивались и оборачивались на груду валявшихся костей. И время от времени кто-нибудь подбирался поближе и предпринимал еще одну попытку разбить кость. Пробовали все — и вожак Хых, и Мрачный, который в приступе ярости принялся колотить неподатливой костью по всему, что видит и даже попытался броситься на самого вожака Хыха, кинувшегося наводить порядок. Тот рассвирепел и атаковал Мрачного с такой силой и злобой, что все прочие предпочли кинуться врассыпную. Тоже вооружившись костью — второй бедренной костью — вожак Хых стал колотить Мрачного, не обращая внимания на удары, которые получал сам.

То ли боль от ран, то ли отчаяние от неудачи, то ли затаенное желание власти давали о себе знать — вожак Хых не становился моложе, у него уже на волосах виднелась седина — но Мрачный после первых ударов вожака не отступил, а сам перешел в атаку. Над останками броненосца закипела самая настоящая драка. Слышался только треск, хруст, топот ног и злобное рычание разъяренных самцов.

Остальные рассредоточились вокруг. Буш закрывал собой Уаллу, хотя и понимал, что до нее охотникам не добраться — противники слишком заняты друг другом, чтобы бросаться на беременных самок и матерей с детенышами. С другой стороны, неизвестно, что придет в голову Мрачного. Он и раньше был непредсказуемо жесток и порой колотил соплеменников. Достаточно вспомнить убийство Мыма — правда, тогда стадо голодало, а Мым был ранен, да и воспоминание об этом уже подернулось дымкой, как будто все происходило не с ними. Но то, что Мрачный в любой момент мог кинуться на любого с кулаками, это знали и помнили все. Доселе лишь старая самка Ахха могла как-то его утихомирить — она кидалась к Мрачному, обхватывала его руками, начинала ворковать и гладить его по плечам, голове и лицу. И Мрачный стихал, уткнувшись ей в грудь. Но Ахха умерла в прошлый сезон дождей. Перед этим она долго кашляла, хватаясь за грудь, плевала кровью, и все старались держаться от нее подальше — еще заплюет и сам заболеешь. Еду бросали ей издалека, замахивались камнем или палкой, если ослабевшая старуха подползала ближе. Она слабела,

уже не могла ходить и волочилась за стадом ползком, подбирая останки. Нет, ее подкармливали, но держались поодаль. Лишь Мрачный, хмурый и угрюмый, нарушал табу. Он садился рядом с Аххой, касался ее руки, брал ее и клал себе на грудь, плечи и голову. И когда Ахха умерла, лег рядом, взял ее холодную руку и положил себе на голову. Так лежал, пока его самого не прогнали от тела старой самки голод и жажда. Потом встал и зашагал прочь. Его никто не удерживал — стадо всегда уходило от тел умерших сородичей, кто бы ни умер — старик, раненый зверем охотник, маленький ребенок или не сумевшая оправиться после родов самка. В тот сезон дождей как раз Уалла потеряла своего второго ребенка, а третий сейчас рос в ней. И Буш был готов защищать Уаллу от всего мира. И был готов броситься на Мрачного, если тот хотя бы посмотрит в ее сторону.

Но Мрачному сейчас было не до того.

Вожак Хых уже не пытался остановить разбушевавшегося охотника — он защищался. Вот он сделал один шаг назад, вот другой, вот попытался закрыться от опускающейся на голову костяной дубинки. Да и рев его звучал уже не так злобно, в нем слушался какой-то надрыв и даже вроде отчаяние. А Мрачный, наоборот, ревел и рычал в полный голос и колотил дубиной, по чему попало.

— Ах-ах, — Уалла вцепилась в плечо Буша, выглядывая из-за него. Маленький зубоскал прижался к его ноге с другой стороны, попискивая и дрожа. Сам Буш пятился, чувствуя, как на спине волосы встают дыбом. Что-то происходило. Что-то странное. Пугающее.

А потом вожак Хых чуть запоздал, и дубинка Мрачного обрушилась ему на плечи.

Вожак Хых вскрикнул, отшатнулся, теряя равновесие, попятился и отскочил в сторону, но не удержался на ногах и упал.

Громкий крик вырвался из груди всех, кто видел поверженного вожака. Но удивленные вопли перекрыл торжествующий рев Мрачного. Потрясая дубинкой и продолжая размахивать ею в разные стороны, он прыгал над упавшим вожаком и ревел, что есть мочи.

— Ах! Ах, — постанывала Уалла на ухо Бушу. Тот сердито ее пихнул — самка мешала ему, сковывая движения. Она тихо вскрикнула, но отступила, понимая, что сейчас ей лучше держаться подальше.

Отступали и многие другие самки, иные волочили за собой детенышей. Осталось лишь двое-трое бездетных, да почти все охотники и подростки. Они стояли и смотрели на поверженного вожака и торжествующего победителя. Все случилось так внезапно и неожиданно, что стадо растерялось.

Растерялся и сам Мрачный. Первое упоение победой прошло, и он опустил дубину, исподлобья глядя на всех. Он чего-то ждал. Ждали все, посматривая то на него, то на стонущего вожака. Хых ведь был еще не стар. Он был еще силен и ловок. И этих броненосцев добыли под его водительством. Что же случилось? И что теперь делать?

Вожак Хых поднял голову и тихо заворчал. Он попытался отползти в сторону, но замер, стоило Мрачному пошевелиться. Тот стоял в центре, зыркая глазами по сторонам и, казалось, выбирал, на кого броситься первым. Когда же вожак Хых пошевелился, он коротко рявкнул и замахнулся дубиной. В его голосе прозвучал короткий призыв и вызов. Вызов первому, кто усомнится в его силе.

Ответом было молчание. Никто не собирался искушать судьбу. Буш дрожал от волнения. Он чувствовал, что должен защитить Уаллу, но не знал, как это сделать и хватит ли у него сил. Ведь если новым вожаком станет Мрачный, их жизнь изменится.

Но что-то должно было произойти. И это произошло, когда вперед осторожно шагнул Мам.

Мрачный зарычал, заухал, но великан, не обращая на него внимания, остановился над вожаком Хыхом и тихо, успокоительно заворчал.

— Ву-ур, вур-вур… ум-ум… Ву! — выдал он, и, хотя он стоял, слегка скособочившись и опустив руки, Мрачный почему-то не бросился на него. Только оскалил зубы.

Мам оскалился в ответ, но на сей раз промолчал.

— Ы-ы-ы!

Буш сам не сразу понял, что это рычит он. Пальцы сами собой сжались в кулаки. Он чуть выдвинулся вперед, и остальные охотники тоже пришли в движение. При этом одни придвигались чуть ближе к Мрачному, а другие, наоборот, отступали, стараясь держаться от него подальше. К некоторым из них, помедлив, стали присоединяться самки. Ни Мрачный, ни Мам, стоявшие в центре, не обращали на это движение внимания, пока одна из них, Фи, не захотела перебежать на другую сторону и оказалась слишком близко к соперникам. Грозный рык вырвался из груди Мрачного, он взмахнул дубиной, и, сбитая с ног, Фи рухнула на землю.