Люди мы резкие (повести)

Монах Евгений

– Все предельно просто, Монах, – уже заметно устав исповедоваться, безжизненно-пустым голосом сказал Серж. – Подослал к детективу левого кадра, назвавшегося господином Цепелевым. Я его использовал чисто втемную. Он не при делах, короче. Но ежели настаиваешь, могу назвать человечка.

– Не требуется. Пусть живет, – уже вторично за последние четверть часа проявил я великодушие. – Под каким предлогом твой "левак" в сыскное агентство обратился?

– Якобы у него пропала породистая колли. Медалистка. – Серж нашел в себе силы улыбнуться.

Железобетонные

у нашего бывшего боевика нервы, ничего не скажешь. Я даже где-то в глубине души зауважал его за силу духа. Очень жаль, что такая неординарная личность, кроме беспримерной выдержки и лихости, имеет еще на балансе склонность к измене и наркопристрастие. Отрицательные качества явно перевешивают положительные то бишь. Единственное, что я мог для него сделать, это не тянуть резину. Поэтому я подвел итог:

– Ну что ж, приятель, ты сам выбрал свою судьбу, а от нее, как известно, не уйдешь... Гибель наших восьмерых мальчиков требует отмщения – сам должен понимать.

– Давай хоть сейчас, Монах, обойдемся без твоих вечных нравоучений, нетактично прервал меня Серж, сверкнув цыганскими глазами. – Скоро у меня ломка начнется. Ежели сильно приспичило побазарить – дай укольчик. Шприц и порошок в личном шкафчике раздевалки.

Правая клешня Цыпы скользнула в боковой карман джинсовой куртки и появилась оттуда уже отягченная увесистым медным кастетом:

– Евген, клиент сам торопится "в Сочи". Я махом сварганю ему туда бесплатную путевку, гарантия!

– Нет, браток! Это негуманно, – категорически отклонил я предложенный бандитский метод. – Серж как-никак полгода вполне нормальным боевиком у нас был и заслужил по крайней мере приличную солдатскую смерть.

Я поднял пистолет и в последний раз посмотрел в немигающие агатовые глаза приговоренного. Но тот опускать взгляд даже сейчас явно не собирался.

– Неужели не страшно расставаться с жизнью? – все еще не до конца веря, поинтересовался я, не сдержавшись.

– Ты ведь мнишь себя крупным философом, Монах, а не знаешь, что жизнь это тяжкая дурная болезнь, передающаяся половым путем и всегда заканчивающаяся летальным исходом.

Мысль показалась мне довольно убедительной, хотя голос, ее высказавший, звучал глухо, словно уже из-под земли. Следуя привычке, я попытался слегка поднять образовательный уровень собеседника. Пусть и напоследок. Может, и на том свете человеческие знания имеют свою рыночную стоимость:

– Безбожно многословен ты, Серж! Еще Чехов грамотно указывал: "Краткость сестра таланта". Всю твою длинную аксиому запросто можно всего в четыре слова уложить – чтоб умереть, достаточно родиться!

"Братишка" в моей руке дважды негромко "кашлянул", тупыми толчками отдавая в плечо, и Серж наконец отвел от меня свой взгляд – с откинутой на спинку кресла головой бессмысленно уставился в потолок. Уже пустыми глазницами, правда.

– Цыпа, замени Петровича в коридоре, а его сюда зашли.

Когда телохранитель двинулся

выполнять поручение, я обернулся к Тому:

– Чего хмурый такой? Не выспался с проказницей Ксюшей, по ходу?

– По закону следовало мне Сержа пришить. Это же я его в нашу группу ввел. – Том покосился на кресло с бывшим "гомо сапиенсом". – Вот ведь козлина мутнорылая! А еще червонец за разбой тянул, как нормальный пацан!

– Ну прости, брат, что слегка нарушил воровские обычаи-традиции, усмехнулся я, ободряюще хлопнув соратника-формалиста по плечу. – Тебе не менее ответственное поручение есть. Поедешь завтра в Тюмень и передашь Нахрапу от моего имени пару-тройку горячих приветов.

– Девятого калибра? – оживился Том, понимающе прищурив свои серо-стальные глаза.

– В цвет, братишка! Тупорылый Нахрап достоин лишь грубого калибра. Кесарю кесарево, как говорится.

Дверь в банкетный зал на секунду открылась, впустив Петровича, забавно засеменившего к нам по паркетному полу.

– Ну, слава тебе господи! – Пергаментное, сильно поношенное лицо нашего старикана облегченно разгладилось, когда он узрел окровавленный фэйс неподвижно сидящего в кресле человека. – Все уже закончилось. По-тихому и без хипиша.

Склонившись над телом, Фунт деятельно принялся расстегивать пуговицы на одежде трупа.

– Что ты делаешь, старик? – Я даже слегка удивился.

– Фрак-то служебный и почти новый, – вздохнув, пояснил управляющий гостиницы. – Он у меня на балансе числится. Не пропадать же добру!

– Кончай крохоборствовать, Фунт! Мы же культурные люди, в натуре! – осудил я излишнюю рачительность Петровича. – Пусть бывший вышибала в красивом прикиде под землицей спит. Отвезете его с Томом в лес и закопаете. Костерок потом на месте захоронения сварганьте, чтоб ни одна собака тайную могилку не учуяла и не разрыла. Усекли? Вот и ладушки! Я в клубе "У Мари" буду. Обедать уже время приспело...

В сопровождении Цыпы выйдя из гостиницы на свежий воздух, я не смог отказать себе в удовольствии и, зажмурившись, подставил лицо ласкам прямых, но по-весеннему нежных солнечных лучей. Для моей вечно бледной физиономии это очень полезно.

– Кстати, Цыпа, чуть не забыл! – не открывая глаз, дал я новое задание соратнику. – Проверь всех наших мальчиков на наркозависимость. Если выявишь хроников, увольняй без всякого выходного пособия.

– Все понял, Евген. Сделаю в лучшем виде, гарантия!

– Только, пожалуйста, работай погуманнее, браток. А то знаю я твои бандитские методы, – слегка пожурил я подручного. – Помнишь изречение – "какой мерой мерите, той и вам отмерено будет"?

– Кто-то из твоих любимых философов? Сократ? – неуверенно высказал догадку соратник.

– Мне за тебя просто стыдно, братишка! – не смог удержать я глубокого вздоха. – Это сказал сам Христос. Библию, Цыпленок, надо хотя бы изредка почитывать! Для успокоения души и развития мозговых хранилищ мудрости.