Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
шлепая плицами, что ни день шел навстречу широкому припятскому течению; с
мая, когда спадало половодье, до поздней осени охотно вез и на совещания и
на суровые отчеты. Зимой, по заснеженной реке, была самая ровная и самая
удобная санная дорога: сани добегали до окружного города веселее и скорее,
чем по берегу...
От всех трех главных дорог района сворачивало множество дорог, дорожек,
тропок. У каждой дороги и дорожки был свой характер, мало
было столько норовистых, ненадежных дорог, как на этой земле. Только
немногие из них и недолго шли спокойно полем или лесом: большинство, лишь
Апейка съезжал со шляха или с бойкой дороги, сразу заводило в мокрые
заросли или в болотные кочки.
За болотами, за зеленой топью и зарослями по сторонам гати Апейкина
таратайка через некоторое время выбиралась на меньшую или большую насыпь,
и колеса в летние солнечные дни мягко сеяли песок и мелкую, как мука,
пыль. Наплывало, кружилось поле: млели на солнце полоски обычно бедных
хлебов - никчемный колос, тощие, чахлые стебельки, поле все просвечивало
насквозь, песок и песок. Тянулись полоски запорошенной пылью картошки,
ветер доносил слад-- кий запах гречки. За вытоптанным выгоном, почти
всегда у болота, Апейку обступали хаты - новые, посивелые уже от дождя и
ветра, скособоченные, обомшелые от давности. За стеклами, за плетнями
встречали любопытные глаза: чем дальше от большой дороги, - тем реже
видели здесь чужого человека...
В каждом селе были у Апейки теперь знакомые, друзья; когда не очень
спешил, даже направляясь дальше, он останавливал коня, наведывался в хату.
До выпивки он был, все это зн-али, не великий охотник, знали, что, если
голодный был, не скрывал, не отнекивался ради приличия и не брезговал
скудной, какой-нибудь грибной или щавелевой, похлебкой. И знали, что любил
юровичский гость, как лучшее угощение, толковый, интересный разговор.
Знали и потчевали.
Чего-чего, а разговоров в Апейкиных поездках хватало всегда! То будто
пустые, с шутками, то серьезные, они были для него и удовольствием и
работой: кто-кто, а он знал, как далеко понесут по хатам не очень богатые
новостями дядьки да тетки, разговоры эти, как долго будут пересказывать,
вслушиваться, доискиваться не только явного, но и тайного смысла.
Разговоры интересны и полезны были и самому Апейке: здесь, у этих людей,
было море новостей, таких необходимых его душе, жаждавшей быть с людьми...
Когда он отправлялся дальше, рядом зачастую шли несколько мужчин,
женщин, стайка любопытных малышей - провожали. За крайними хатами
таратайка
сторонам снова менялись заросли сизоватых лозняков да поблескивающего
ольшаника, снова ядовито зеленела ряска, тепло, тлетворно пахло болотом.
Трещали сучья под мелко подрагивающими колесами, курилась пыль - рыжая,
торфяная.
Сразу у обочины гати млела трясина, зыбкая, зеленая, с буйной травой;
ступи - и не выберешься, затянет, засосет навек. Долго тянулись то купы
зарослей, то высокая мокрая трава, то ряска с лягушками, то черный,
осклизлый валежник. Болото - зеленая погибель - сколько видит глаз, на
много километров, до синей полоски кудрявого леса.
Время от времени болото сменял лес, такой же мокрый, с болотной травой,
с осклизлым валежником. В нем еще острее чувствовался смрад гнили, еще
назойливее лезло в глаза, в уши комарье, что набрасывалось целыми тучами.
Болото, мокрый лес, снова болото; островки, даже песчаные, встречались
редко, исчезали как-то очень уж скоро.
Иной раз лес обступал понурый, черный, с такими зарослями, что солнце
не могло пробить, с таким густым сплетением вверху, что не было видно
неба. Становилось среди - бела дня темно, как вечером. Дорога была уже
будто и не дорога, а пещера. Сколько ни знавал Апейка таких дорог, а
чувствовал, как что-то сжимается и чернеет и в его душе, как берет
непонятная тоска, смутная тревога. Когда ехал с ним исполкомовский возница
Игнат, Апейка замечал, что и у того пропадает обычная дорожная сонливость,
в глазах появляется беспокойный блеск. Оглядывается невольно.
Грозно, зловеще обступали огромные ольхи, березы, осины, иногда дубы,
что сжимали убогую дорогу, заставляли ее вилять и туда и сюда. То там, то
тут колеи исчезали в лужах, вода в них была тоже черная, как деготь. И
час, и другой шли мимо, давили с обеих сторон могучие комли, черно
нависали ветви, - казалось, никогда уже не будет ни поля, ни солнца. Но
наконец впереди меж деревьев проблескивало что-то веселое, а вскоре
слепили глаза вольный простор, радостное небо, облака.
2
Во всем районе не было теперь села или даже хуторка, куда хотя бы раз
не наведался Апейка.
Еще в первые поездки свои по району Апейка заметил, что люди в разных
местах жили не одинаково, что те, кто жил подальше от реки, меж болот и
лесов, во многом рознились от знакомых сызмалу земляков - жителей песчаной