Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
краса: лицо Анисьи в нем цвело, подобно одному из цветов, что ярко горели
на листвяной зелени платка. Это была самая большая ее драгоценность.
Удивительно ли, что Иван Анисимович решительно, без какого-нибудь сомнения
поддержал Анисью.
– Ну вот, свили гнездышко с Ариной Титовкой!
– говорила в коридоре
Анисья, ласково, как бы просила извинения у соседки за то, что не
послушалась.
– Как две птички в гнезде! Слетелись с разных сторон света.
Вот -
– Довольная, глянула на Апейку: - Так что вы не
беспокойтесь больше за меня! Теперь - не пропаду!..
Обходительный белолицый парень из ЦИКа только собрался проводить их в
ресторан, как из-за стеклянных дверей показался низкий, толстоватый
мужчина в пальто с каракулевым воротником и в каракулевой высокой шапке.
Закрыв дверь, он неуклюже зашаркал ботинками в галошах, стирая остатки
снега, оглянулся; увидев Апейку и женщин, направился прямо к ним. Апейка
узнал: Червяков, председатель ЦИКа Белоруссии.
Он запросто, с крестьянской степенностью подал всем руку, нахолодавшую
на ветру.
– Ну, как устроились?
– спросил больше у женщин.
– В каком номере?
А-а, неплохой. Тихий, теплый...
– Червяков поинтересовался номером
Апейки, узнал, пообедали или нет.
– Что ж, братко, моришь людей голодом?
–
упрекнул парня так ласково, весело, что все засмеялись.
– Александр Григорьевич, приехали еще...
– хотел было доложить парень,
доставая из кармана бумажку, но Червяков прервал:
– Поговорим, братко, потом об этом. Люди, братко, с дороги, голодные...
Удивительно хорошо было после его слов: ничего будто и не сказал
особенного, а в душе осталось светлое, ласковое.
Может, это шло от необыкновенной простоты в обращении, непринужденности
и доброжелательности во всем, о чем он говорил. В том, как он держался,
как разговаривал, не было и тени той нарочитой, рассчитанной
"демократичности", когда руководитель подделывается под простачка; и
делает и говорит все только ради того, что так надо. В том, как держался
Червяков, чувствовалось, что он держится так потому, что иначе не может,
что он привык к этому, что ему нет дела до того, как он должен выглядеть
со стороны. Все вдруг почувствовали: простой, очень добрый человек. Апейка
ж подумал, что в том, как Червяков свободно и просто держится, есть
немного и от привычного уже ощущения, что его знают и любят и будут
любить...
Уже когда обедали в ресторане, Червяков без пальто и без каракулевой
шапки появился снова. Полноватый, сутулый, с потертым портфелем, который
он держал перед собой,
сидел Апейка с женщинами. Места были все заняты, он, прижав локтем
портфель, взял стул от соседнего стола. Когда он садился, портфель
выскользнул из-под локтя, упал на пол.
Еще до того, как Червяков выпрямился и уложил портфель на коленях,
поспешно подошла официантка, начала ставить тарелку, фужер, раскладывать
вилки, ложки. Он ласково остановил ее:
– Ничего не надо... Хотя - пива бутылочку принесите.
А больше - не надо. Я пообедал, совсем недавно насытился...
– Пробуя
пиво толстыми улыбчивыми губами, - видно, и выпить и поесть любил в
удовольствие, - он с наслаждением говорил-: - Сегодня с дороги поспите
хорошенько, а завтра, братки, погуляйте день, посмотрите город. Много
нового сделали. Красивым город наш становится! Кра-си-вым!
Столица настоящая! Трамвай - видели?
– пошел... Университетский
городок, братки, посмотрите! Целый городок, город - действительно!
Строим! Хороший городок будет студентам!
Клинику строим - посмотрите! Строимся! Посмотрите, братки! Отдохните
завтра денек. Хорошо погуляйте. А послезавтра - трудиться будем.
Трудиться, ага! Сессия будет важная! Важная!..
Выпив пива, надавав советов, он подозвал официантку, рассчитался. Когда
он, прощаясь, черными пытливыми глазами оглядывал зал, портфель снова
соскользнул с колен на пол. Он неуклюже поднял его, посмеиваясь над своей
неловкостью, встал. Еще с полчаса сидел он за столиком поодаль, так же с
удовольствием говорил о чем-то...
Апейка в этот вечер никуда не пошел: ужин окончился поздновато, да и
усталость, бессонная ночь давали знать.
Вернувшись в комнату, он постоял немного у окна, смотря на заснеженную
площадь Свободы, как бы убеждаясь в том, что он действительно в Минске.
Разделся, лег - почувствовал, что его еще покачивает от недавней дороги.
По привычке стал думать о завтрашнем дне: что завтра надо сделать. Среди
хлопотливого разнообразия мыслей выделилась снова, стала первой та, что
шла от беспокойства за Алеся: "Сразу же с утра надо зайти в университет.
Увидеться, выяснить все...
Зайти обязательно в ячейку, поговорить..." Потом вспомнилась встреча с
Червяковым: с одобрением и уважением думал о задушевной внимательности,
человечности его, которые проявлялись и в больших делах, известных всем, и
в таком будто мелком, как сегодня, в маленькой беседе. Для Апейки всегда