Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
– Работаешь?
– Пока нет...
– Тоже сняли? ..
– Сняли.
Апейка догадался о причине, но спросил, хотел выяснить все.
– Почему?
– Исключили из комсомола - выгнали с работы...
Не скрыл обиды. Быстро глянул на Апейку, встретился горячим взглядом,
тут же отвел глаза. Снова сидел, опустив голову
– Как будешь теперь? ..
– Работать буду...
– Где?
– Да хоть где. Хоть грузчиком на станции.
Снова
– А может, к нам?
– Чего?
– В школу. Учителем.
– Не разрешат. Воспитание детей...
– Я добьюсь.
– Обвинить вас могут...
– За меня не беспокойся!
– Подумаю...
Вошла хозяйка. Внесла бутылку водки. Потом закуску:
немного нарезанной колбасы, тарелку квашеной капусты с огурцами и
яркими каплями клкжвинок. Ломтики черного, тонко нарезанного хлеба. Молча
коснулись чарками, выпили.
Стали закусывать. Апейку потянуло на разговор: начал рассказывать
новости из юровичской жизни. Алесь слушал молча, задумчиво. Не скоро
Апейка задел самое чувствительное, болезненное. Осторожно, будто до раны
дотронулся, спросил:
– Из-за чего все это?
Алесь поднялся, вышел снова к хозяйке. Снова поговорил о чем-то.
Вернулся, налил чарки. Выпили. В доме стукнула дверь, потом - в сенях. За
окном прошла хозяйка.
– Любопытная очень... даже чересчур.
Апейка догадался: это - о старухе. Алесь снова молчал, ел медленно,
серьезно Выдавил наконец:
– Из-за веры все...
Он как бы иронизировал над собой.
– Какой веры?
– Обычной. Сказал, что верю одному человеку... Которому нельзя верить...
– Кто этот человек?
– Писатель. Тишка Гартный.
– Ироническая усмешка исчезла. Взглянул
прямо, грустно, задумался вдруг снова.
– Было собрание у нас... Докладчик
был из райкома .. Говорил о международном положении. О том, что классовая
борьба обостряется. Что враг идет на все. Что необходима бдительность...
Правильно, одним словом, говорил...
– Из-за чего же спор?
– Он сказал, что враги хотят запутать в свои сети студентов. Что
забрасывает удочки всякая нечисть - нацдемы разные, разные гартные. По его
словам выходило, что в литературе этой нечисти больше, чем лягушек в
болоте. Что чуть ли не все в литературе - люди подозрительные... Я и
выступил. Сказал, что нельзя без оснований обливать всех грязью...
– А он что?
– Он побагровел. Или, вернее, посинел. Но сдержал себя.
Заявил с возмущением, что он никого не обливает грязью.
Что обвиняет того, кто заслужил это. Продажных нацдемов -
зарецких и их компанию. И как ни жаль их некоторым теперешним
гимназистикам, факты есть факты... Я выступил снова и сказал, что если
есть факты, что Зарецкий и Гартный враги, то почему он их не назвал. Что
то, что он говорил, - одна ругань. Что ругань, какая она ни есть, не
заменяет фактов... Ну, студенты стали кричать, поддерживать меня. А
некоторые из руководства - докладчика.
Стали доказывать тем, что об этом и газеты писали. Что - враги. А я на
это, что и газеты - без достаточных доказательств! Тогда и началось!
– А почему ты так уверен, что не ошибаешься? Что ты знаешь достаточно...
– Почему уверен?
– Парень прямо на глазах Апейки изменился: уже и следа
не осталось от недавней застенчивости, растерянности. Взволнованный, с
красными пятнами на лице, он глянул так горячо и решительно, что Апейка
вдруг почувствовал: как он, учитель, не молодой и не слепой будто человек,
так мало знал его.
– Почему уверен? Хотя бы потому, что он посылал свои
корреспонденции в "Правду" тогда, когда большевиков на каторгу ссылали.
Или потому, что он сам подписывал декрет об установлении советской власти
в Белоруссии. Разве уже этого одного мало, чтобы верить человеку? А у него
ведь есть и такое "мелкое" доказательство, как т,есяток книг. Он первый в
нашей литературе - еще до революции - выбрал своим героем рабочего. Не
ради ж выгоды - так я своим глупым умом понимаю. Выгоду это в то время,
кажется, вряд ли сулило! Значит, все было от души? От духовного братства?
По одним книгам, кажется, можно было бы сделать вывод, что за человек! ..
– Но у него ж были грехи. Ошибки, и серьезные...
– Были, - согласился Алесь. Снова посмотрел проникновенно, ясно.
– А
как их могло не быть, Иван Анисимович, ошибок? Бывшего кожевника поставили
вдруг руководить целой республикой, целым, можно сказать, государством!
Поручили по-новому разобраться в такой сложной истории народа! Как
можно не ошибиться ни разу, живя в такое необычное, в такое бурное время!
Для этого надо я не знаю кем быть! Гением - так и гении, делали ошибки...
А он ведь не гений. Он, ко всему, не очень и грамотный. Он в чем-то и
остался на уровне кожевника. Его образование - вечера над книгами. Беседы
с рабочими, с солдатами в Риге, в Петербурге. Немного побыл возле
партийных руководителей в Москве. Вот и весь его "университет" перед тем,