Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
Изредка, правда, и в этой дороге брало Василя сомнение, он опасался, что
Апейка может стать на сторону Миканора и Гайлиса, но Василь отгонял эти
малодушные мысли. Не хотелось, чтоб они омрачали его.
Быстро, уверенно шагал он шляхом. Но когда дошел до облезлой церковки,
когда стал спускаться с горы, когда приблизился к прежней волости -
исполкому, где вот-вот уже ожидала его встреча с Апейкой, от которой
зависела теперь жизнь, Василем овладела
почувствовал противный, тревожный холодок, сама собой, хотя и шел с горы,
начала тяжелеть, замедляться поступь. Перед волостным зданием и совсем
захотелось остановиться, сесть.
Не было уже ни бодрости недавней, ни ясных и таких убедительных
доводов. Голова как бы отказывалась думать. Он со всегдашним упрямством
пересилил свою робость, неповинующимися ногами вошел в помещение, начал
подыматься по гулкой лестнице на второй этаж, где, знал, был Апейкин
кабинет. Чтобы попасть в кабинет Апейки, надо было войти в маленькую
комнатку; двери в комнатку были открыты, и Василь, стремясь казаться
смелым, сразу вошел в нее. Вошел так, будто делал самый ответственный шаг.
В комнатке за столиком в углу сидела немолодая женщина, рассматривала
какие-то бумаги. Она подняла глаза на Василя, как бы спрашивая; Василь
поздоровался, сразу смело сказал, что ему надо поговорить с Апейкой.
– Ивана Анисимовича нет, - приветливо сообщила она.
Потом добавила: - Он в Минске, на сессии. Будет дней через шесть.
Для Василя это было такою неожиданностью, что он растерялся. Женщина
будто пожалела его, спросила:
– А что у вас? Может, другие могут решить, без Ивана Анисимовича?..
Василь, не глядя на нее, заявил:
– Мне надо было бы с ним.
Женщина еще раз приветливо и сочувственно повторила, что Апейка будет
через шесть дней. Василь сразу вышел из комнатки, но на площадке перед
лестницей остановился; не мог, просто не мог возвращаться назад, ничего не
выяснив. Жалея, что Апейка так не вовремя уехал, думал, гадал: что ж
делать? Может, напрасно так ответил женщине, может, правда, и без Апейки
смог бы кто-нибудь помочь? Может, надо было самой рассказать, чтоб
посоветовала хоть, куда обратиться...
Когда он стоял в раздумье, на него, выскочив из соседней комнаты, почти
наткнулся живой, деятельный человек с папкой. Он хотел обойти Василя, но
вдруг остановился, внимательно взглянул, спросил, кого он ждет. Узнав, что
Апейку, весело, доброжелательно сказал: "А может, я помогу?" Он открыл
двери и кивнул Василю, чтоб заходил.
Только здесь, в светлой
когда-то проводил передел в Куренях, разнимал его с Евхимом. Василь тут же
вспомнил, как человек разговаривал с ним, как угрожал тюрьмой и еще
неизвестно чем. Василь, насторожившись, хотел сразу повернуть к дверям, но
человек опередил его, ласково пригласил сесть.
Василь остановился, недоверчиво посмотрел на него, неуверенно сел. "Что
же вас привело?" - весело, будто и не помнил прежних угроз, сказал
человек, садясь за столик напротив. Светлые внимательные глаза впились в
Василя.
Ласково, обнадеживающе ждал человек, пока Василь, уставив взгляд
куда-то в пол, отчужденно молчал. Долго не мог заговорить Василь и
заговорил с усилием, неохотно, будто по принуждению, на допросе. Не верил
его сочувствию:
"Ага, так, так... Понимаю... Натурально..."
– Все это по-человечески понятно, - удивительно мягка, будто
доброжелательно, заговорил человек после допроса.
– Понятно и, можно
сказать, совсем натурально...
Земля - самое дорогое существо для крестьянина. Самое живое существо,
душа его... Она - основа, первейшая основа крестьянской жизни... И
крестьянин имеет право, конечно, считать ее законно своей... Своей,
натурально...
– Василь смотрел исподлобья: ни доброжелательный тон, ни
сами рассуждения не успокаивали, он ждал худшего. Слушал так, будто это
был только подход. И не ошибся. Тем же сочувственным, добреньким голосом
Зубрич повел совсем другое: - Все это натурально. Но есть направление,
генеральная линия, - чтобы весь единоличный сектор ликвидировать,
уничтожить. Стереть с земли мужика как единоличника... Все будет делаться
только для коллективного, социалистического хозяйства. И земля вся им!..
Такова линия... Да. Вот так...
Василь не знал, что ответить. Не мог никак возразить.
Молча встал, не попрощавшись, вышел. Опустошенный, спустился по
лестнице, вышел во двор, потащился по дороге в гору. Медленно, грузно
поднимался, мокрая глина налипала на лапти, скользила под ногами.
Поднявшись на гору, остановился, отдышался. "Говорит еще как, - мелькнуло
в голове, - вроде сочувствует. А на самом деле - издевается! .."
Тоскливо огляделся. Моросило; мороси, казалось, не будет конца. За
моросью не было видно знакомых далей.
Морось словно была и в душе. Морось и безразличие.
Не запахнувшись, невесело потащился по дороге.