Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
надлежащую оценку и, может быть, еще послужат. А мы можем и дополнить
их... "Вот это надежно, - рассудительно заключает заведующий райзо, тихо
покачиваясь на бричке, что медленно ползет дорогой через поле.
– Здесь и
риска никакого и почти полная гарантия, что будет польза. И психологически
и политически - безупречное средство в теперешней ситуации".
Он доведет начатое до конца, он увидит товарища Апейку не таким гордым,
– общипанным,
ни таланта. Он сделает это с радостью: кроме всего другого, он помнит, что
от этого во многом зависит безопасность его самого...
Подумать только, в каком гадючьем гнезде изворачивается он целые годы.
И в какое время. Ежедневно встречается, здоровается с Харчевым - этой
грубой скотиной, которую революция подняла на районную высоту. Этой
гадюкой, которая опасна не только более Башлыкова, но и Апейки.
Безграмотное, недалекое, тупое животное это одним взглядом заставляет
леденеть Ему достаточно одного только факта - и можно распрощаться с
жизнью. От этого пощады не жди!..
И в таком гадючнике он ходит, ест, спит, шутит даже!
И его еще ругают некоторые лесные дикари; вместо того чтобы удивляться,
как он может действовать в этой яме, в этом селе, где каждое движение
видно отовсюду, где всюду око ГПУ. Где засыпаться - как плюнуть.
Действовать тогда, когда почти все нити с верхом порваны, когда там -
безверие и трусость. Дикарь и знать не желает, что он вынужден быть
осторожным, вынужден - и нередко - воздерживаться; что ему, если на то
пошло, может быть и страшновато.
Какое дело дикарю до того, что и тебе тяжело так жить постоянно. Что и
у тебя нервы есть! И, наконец, Зубричу стало жаль себя - годы уже не те.
Как ни старайся не поддаваться годам и печали, нет уже той прапорщицкой
легкости!
"Воленс-ноленс: старею!.." - минорно, философски отметил он.
После минутной слабости мыслями овладело энергичное, деловое: "Надо
перебираться в большой город. В Гомель или хотя бы в Мозырь". Не сидеть же
здесь, пока не попадешь в харчевскую ловушку. В городе - в толпе, где
снуют тысячи самых разных людей, и городских и приезжих, - ты будешь как
иголка в стогу сена. Не будет того наблюдения, того риска и скованности,
развернуться можно будет. Да и вздохнуть легче, свободнее пора бы...
Сколько лет уже только в ямах...
Снова нашло минорное: идут год за годом, а он все в ямах, все
прозябает. И все не видать просвета: то, лучшее, которого давно ждет, все
не приходит. А время идет, годы уходят.
жизнь. Только и утехи что выпьешь, задурманишь голову, забудешь все. Одна
радость. Жить без водки уже не можешь, без водки день - как наказание.
Хорошо, что отравы этой, самогонки, полно в каждом селе и дают охотно. Но
так и законченным алкоголиком стать недолго, совсем спиться легко. Да
разве нельзя сказать, что он уже спивается!..
Не видел, как снял шапку, склонил голову, здороваясь, дядько, что шел
тропою вдоль дороги. В голову привычное, но обидное - как беспощадный
приговор, как кара - вошло:
не на ту лошадь поставил прыткий, недальновидный прапорщик. Не на того
коня сел. Хоть мог бы сесть и на того: был выбор в свое время. И ведь
метил высоко, а не сообразил, не хватило в голове. И вот слоняется по
ямам, роется в грязи, да еще оглядывается, рискует. Хотя мог бы
расхаживать в столицах, роскошествовать в больших кабинетах, появляться на
виднейших трибунах, и каждое его слово ловили бы.
И каждое выступление отмечали бы в газетах, печатали бы.
Дыру такую районную посещал бы раз в год, словно совершая героические
рейды. Столичная квартира со всеми удобствами, стремительная машина,
услужливая секретарша...
Как много значит - сесть на того коня!
"Ничего, - запротестовало упрямое самолюбие.
– Еще не все потеряно!"
Неизвестно еще, тот это или не тот конь. Его конь, может быть, еще ждет
своей поры. Настанет время - конь выскочит, только не прозевай - ловко
взлети на него!
Крепче только держись за гриву, взнесет на такую гору, какая только
сниться может. Расплывчатый образ мечты сразу же поспешили подкрепить
доказательства: мужики гудят. Что ни день - гудят больше. Обида и злоба
копятся, кипят все нетерпимее. Скопятся - взорвутся с такой силой, что на
весь мир загремит. Только камни останутся ото всего, что строят теперь.
Пусть только доведут до предела злобу зверя!..
И там, за государственной границей, копится, - пусть только создастся
ситуация! Ситуация, которая, может быть, уже назрела!..
"Терпение, выдержка и - вера!" - напомнил сам себе Зубрич, отмахнулся
от наседающих мыслей. Он уже въезжал в улицу села: надо было становиться
заведующим райзо, уполномоченным по колхозным делам.
4
Около самой цагельни Миканор не удержался, сошел с дороги. Зашагал
полем. Стерня была грязно-серая и мокрая, в бороздах и ямках на