Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
Есть, к сожалению, только один способ уберечь нажитый капитал: не
медля, как можно энергичнее, распускать хозяйство. Переводить недвижимое,
громоздкое имущество в деньги, которые можно сберечь, спрятать надежно,
зарыть в землю, Что касается вида денег, то здесь можно было бы отдать
преимущество золоту, но его, к сожалению, почти невозможно будет найти.
Так что придется - на бумажки, именуемые деньгами.
Евхим уже не замечал его необычных оборотов
– Не очень кинутся покупать!
– сказал он с прежним возмущением.
– Все
сами глядят, как бы сбыть!
– Д-да, - согласился Зубрич, - люди чувствуют, чем это пахнет.
Конъюнктура торговая, так сказать, не благоприятствует продаже. Однако
надо считаться с обстановкой, и надо действовать в этом направлении.
Только в этом. Чтоб не рисковать остаться и без денег и без имущества...
– И ето, и имущество, заберут?!
– Есть основания считать, что все будет реквизировано - изъято - для
колхозов. Без какого бы то ни было возмещения. Для выполнения дальнейшей
генеральной линии - вырвать капитализм с корнем. Без остатка.
Евхим злобно ругнулся. Свирепо глянул исподлобья, не видя выхода из
безнадежности, омрачившей все, чувствуя, что жизнь будто издевалась над
ним, остервенело плюнул. Весь мир готов был испепелить он в эту минуту,
растоптать, разбить все - такая ненависть обуяла.
Зубрич будто пожалел:
– Бурелом этот не обойдет никого. Всех захватит,-каждое дерево вырвет,
с корнем. Не обойдет никого - Он добавил как особенно важное: - Не обойдет
ни крепкое, ни слабое дерево. Ни кулака, ни - бедняка.
– Как же быть?
– не сразу отозвался Евхим.
– Так и быть. Помня, что ничто не вечно, что все меняется, как говорил
Карл Маркс. Сегодня - они, завтра...
– Зубрич сказал многозначительно: -
Завтра мы.
– Воодушевился, заговорил с верой, с убежденностью: - Надо
смотреть вперед! Уметь предвидеть, куда течет жизнь! Жизнь поворачивает в
нашем направлении! Чем крепче большевики будут прижимать, тем будут
слабее. И тем сильнее будем мы!
Такова диалектика! Народ никогда не смирится с колхозами!
С этим издевательством над крестьянином, над самой его природой.
– Кто не смирится, а кто - как на рай надеется, - перебил его Евхим.
– Их мало! Не надо обманываться! Масса крестьян - против колхозов!
Против! Не единицы, не сотни - масса!
Масса!
– Ето такая масса, - сморщился Евхим, будто от детской выдумки, - что
только сидит да ждет, как оно будет.
Жиманут завтра большевики - дак и попрет в колхоз. И служить будет.
– Ты ошибаешься! Ты
Движение истории! Все это не так просто, как ты думаешь!
– попробовал
вразумить его Зубрич, но Евхим зло перебил:
– Да что тут - просто, не просто! Тут уже сам подумываешь - чтоб в
колхоз! Все равно жить нечем!
– Не следует падать духом!
– Зубрич покачал головой:
надо же такое неверие! С бодрой, мудрой усмешечкой увещевал: - Выдержка
и вера! Не надо вешать голову, это временно. Придет наша пора, вернется
все! Еще немало и в придачу возьмешь! Если только заслужишь, конечно!..
–
добавил Зубрич уже совсем весело.
Евхим не поддержал его веселого тона. Хмуро смотрел вниз, на дорогу,
сгорбившись, покачивался, будто и не слышал Зубрича. Зубрича это не
смутило.
– Мы свое выполним, - сказал он, сделав ударение на "мы" и придав этому
"мы" загадочную значительность.
– Но успех нашей работы будет зависеть от
тебя, от многих других наших сообщников среди народа... Надо работать с
нами.
Надо показывать, какую беду несут большевики. Одному, другому растолкуй
– и пойдет по селу. Пускать слухи, давать советы - что делать с
хозяйством, например... Подымать панику, недовольство. Подбирать
недовольных, объединять их в группки. Чтоб в подходящий момент было на
кого опереться.
Поднять их и повести за собой в подходящий момент...
Зубрич еще говорил деловито, важно втолковывал, но Евхим почти не
слушал его. Евхим понимал больше, чем Зубрич говорил: он понимал, что
ничего хорошего ждать не приходится, что надеяться не на кого. Когда
выехали на развилку дорог, он перебил наставления Зубрича:
– Я тут пойду.
Евхим, не спрашивая согласия, соскочил с брички. Зубрич приостановил
коня. Посмотрел бодро, дал установку:
– Терпение. Выдержка! И - вера! Вера, Евхим!
Евхим хмуро отвел глаза. Не смотрел, как скрылась легкая бричка; сразу,
как только бричка тронулась, Евхим осторожно, медленно поплелся своей
дорогой. Уже отойдя далеко, остановился, сердито плюнул: "Обещал еще
просторы земли, червяк!.."
3
Зубрич остался недоволен - и Евхимом и собой. Недовольство собой было
также связано с Евхимом: не смог переубедить безграмотного, недалекого
мужика. Зубрич тут же сам себе возразил: почему недалекого? Безграмотного
– это верно, но "недалеким" назвать его нельзя. Этот неуклюжий,
прямолинейный зверь если и не доходит до чего головой, то хорошо чувствует